Статьи из журнала «GQ» - [8]
Про оппозицию я уж не говорю. Она недвусмысленно хочет, чтобы власть сама создала ей пьедестал: либо предоставила трибуны и поделилась деньгами, либо побила дубинками и тем привлекла внимание Запада. Сегодня, будем честны, Кремль может спать спокойно: одного взгляда на Михаила Касьянова с лихвой достаточно, чтобы проголосовать за путинского преемника.
Нет, у нас сегодня не тоталитарная Россия. Она сегодня, по сути, никакая. И мучительно боящаяся стать хоть какой-нибудь, — потому что определенность может оказаться страшной. А неопределенность — просто противной. Среди этой противности, понимаемой как меньшее зло, мы и живем. Тихо, но противно. Предавая себя на каждом шагу.
№ 6, июнь 2007 года
Кому на Руси жить плохо?
В: Кому на Руси жить плохо?
О: Говорливому меньшинству.
Появились удивительные люди. Их появление было вполне предсказуемо, но когда исполняются прогнозы, сделанные по исторической аналогии, это как раз самое обидное: значит, все действительно возобновляется по старым лекалам. Так вот, появилось так называемое счастливое большинство. Эти люди еще называют себя путинским электоратом, молчаливой армией, тайным ресурсом власти… В действительности они, конечно, никакой не ресурс и тем более не армия. Это на редкость безопасная публика. Лозунг у нее один: не мешайте нам работать и зарабатывать. Один из представителей этой славной гвардии так и пишет в открытом письме к участникам «Марша несогласных»: вас триста, а нас в Москве десять миллионов. И не надо нам, пожалуйста, мешать. Мы делаем деньги, в этом наша свобода и независимость. Мы профессионалы, в этом залог нашего процветания. Нам не нужны социальные льготы. Нам нужно только, чтобы никто не мешал делать наше дело.
Такая позиция еще распространеннее среди тех, кто не пишет в ЖЖ, то есть не страдает вечным российским графоманским зудом. Так что это большинство, как всегда, молчаливо. Но оно удивительно монолитно и не сказать чтобы вовсе бездуховно. У него есть свои идеологи — не последние люди, вроде Б.Акунина. В недавней статье он пояснил, что, хотя Путин и вреден для России объективно, он все же не мешает людям существовать независимо от него.
Честно говоря, я не знаю, что на это возразить. Не потому, что у меня нет аргументов, а потому, что они слишком очевидны. Я не понимаю, как можно — даже отлично зная российский исторический опыт и отталкиваясь от него, как от минуса, — всерьез благодарить власть за то, что она не мешает тебе зарабатывать. При Сталине тоже вполне можно было зарабатывать, не занимаясь прямым идеологическим обслуживанием режима. Надо было только нишу найти. Более того: при Сталине тоже было огромное счастливое большинство. Никто не мешал ему ходить в Парк культуры, таскать детей на плечах, кормить птиц, покупать новые пальто — словом, весь спектр обычных человеческих занятий наличествовал. Приезжали не всегда и не за всеми. Даже если принять самые пессимистические (впрочем, для кого-то оптимистические) цифры сталинских репрессий — два десятка миллионов прямых и косвенных жертв, — окажется, что 150 остальных советских миллионов были счастливы! И благодарны советской власти, исходя из опыта предыдущих властей.
Я вообще против того, чтобы любить власть «от минуса». Мне хотелось бы уважать ее за то, что она сделала, а не за то, от чего воздержалась. И особенно меня умиляет вот это: «Она дает нам зарабатывать…» Сегодня дает, а завтра не даст. Сдается мне, что так рассуждают плохие профессионалы. Потому что хорошие должны оценивать положение дел системно, а не утыкаться всем пятаком в единственное корыто. И это системное положение дел не внушает оптимизма, потому что страна, в которой власть разрешает зарабатывать и может в любой момент отозвать это разрешение, вряд ли будет преуспевать, даже если вся ее почва обратится в нефть.
Ведь идеология сегодняшней России очень проста: веди себя хорошо и все у тебя будет. От тебя не требуют ничего сверх весьма щадящего норматива, который, конечно, будет несколько ужесточаться, но вряд ли дойдет до императивного требования все время целовать филе. От тебя требуется всего лишь, чтобы ты был нашим. Во-первых, надо оправдывать все наши художества внешней агрессией, к которой неуклонно готовится внешний мир. Во-вторых, ты должен признавать этот мир враждебным и опасным. В-третьих, ты готов называть менеджеров — государственниками, а пиарщиков — идеологами, и повторять выдуманные ими мантры.
В-четвертых, ни в СМИ, ни в частных разговорах ты не должен оскорблять очень немногочисленных и хорошо тебе известных лиц. В-пятых, ты не должен участвовать в публичной политике — а лучше бы тебе и не интересоваться ею. В-шестых, ты не должен быть лицом кавказской национальности. В-седьмых, ты должен быть молод, здоров и трудоспособен, иначе тебе могут понадобиться социальные льготы, а они у нас тут не предусмотрены, как и протесты против их отсутствия. Все счастье выдается даже по более доступным талонам, чем в сталинские времена. Сегодня разрешается быть даже евреем — пожалуйста, сколько влезет. Главное, не гастарбайтер.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.
«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.