Статьи из газеты «Известия» - [102]

Комментируя эволюцию Булгарина, Рейт-блат оговаривается: «Готовность так или иначе сотрудничать с властью (…) была присуща многим. Я думаю, что через это явление можно понять его не как патологического мерзавца, урода в литературной семье, а как закономерное порождение определенной социально-психологической ситуации». Вацуро решительно возражает против этой «закономерности» и, главное, ссылок на ситуацию и среду: «Это впечатляющая, глубоко поучительная и актуальная для последующих эпох история постепенной эволюции личности — от либерализма к конформизму, от конформизма к добровольному сотрудничеству с властью, от сотрудничества к официозу, от официоза к доносу». Не станем, однако, вдаваться в обсуждение проблемы, насколько типично и оправданно такое поведение: заметим лишь, что русский культурный миф — и народное сознание — назначили на роль Иуды именно благонамеренного эксперта. И благонамеренных экспертов, которые еще думают о репутации, это может подвигнуть на размышления.

Есть и второй аспект булгаринской бурной деятельности: Фаддея Венедиктовича нашего называют пионером российской массовой культуры. Именно он первым прибегнул к аргументу «от толпы»: хорошо или плохо написанное мною, а «Выжигина» читают тысячи, тогда как Пушкин рассчитывает лишь на одобрение своего аристократического кружка, который и лоббирует его в журналах, создавая безнравственному и поверхностному певцу репутацию гения. Полемика Булгарина с Пушкиным — спор плебея с аристократом, даром что плебей не лишен стилистической лихости. Апологеты масскульта могут и в самом деле пользоваться сколь угодно широкой прижизненной популярностью — однако посмертная судьба их незавидна: Булгарина читали, но цену ему знали, и эту русскую особенность — широко потреблять, но глубоко презирать — следовало бы учитывать всем, кто сегодня ссылается на всенародную популярность. Эта популярность не мешает посмертному охаиванию и — более того — предполагает его; репутацию Иуды и литературного убийцы Булгарину создавал тот самый массовый читатель, который радостно раскупал семитысячный, баснословный для 1829 года тираж «Выжигина».

Это еще одна важнейшая черта российской культуры: аристократизм (не обязательно буквальный, родовой, но прежде всего мировоззренческий) ей любезней плебейски понятого «демократизма», по крайней мере в исторической перспективе.

Наконец, третья причина попадания Булгарина в разряд иуд — отсутствие естественного благоговения перед гением. Важная особенность русского культурного сознания — даже подвергая гения травле, оно его уважает (в сущности, травля и есть одно из нагляднейших проявлений уважения). Булгарин не чувствовал, кто перед ним, и позволил себе после пушкинской смерти в частном письме заметить: «Ты знал фигуру Пушкина, можно ли было любить его, особенно пьяного!» Бенкендорф — и тот выглядит приличнее, роль Каифы пристойней, чем выбор Иуды. И хотя Булгарин не ходил в пушкинских учениках, не предавал Пушкина напрямую, а лишь доносил на него (что, кстати, осталось без прямых последствий), он свою нишу заслужил уже тем, что не понимал, кто перед ним. Это сочетание трех взаимообусловленных черт — готовность экспертно услужить, апелляция к низменному инстинкту черни и презрение к божеству — создало образ русского Иуды, который вечно останется антиподом русского Христа, каких бы иллюзий ни питали эксперты.

Впрочем, еще одна важная особенность русского мифа — то, что наш Иуда не удавился. Он умер своей смертью в возрасте семидесяти лет в имении близ Дерпта — в полузабвении, но при деньгах; в России вообще редко осуществляется буквальная месть, так уж устроен брезгливый местный характер. Ему достаточно того, что антигерой становится нарицателен — и от этого уже не отмоешься. А там живи сто лет, как Дантес, — не руки же об тебя марать.

7 июля 2009 года

Русский эзотерический календарь

Во второе воскресенье июля по распоряжению Президиума Верховного Совета СССР (1968) отмечается День рыбака — тогда как всемирный День рыболовства, напомню, приходится на 27 июня. Так вышло, что с 1994 года по указу президента России в то же второе воскресенье июля отмечается еще и День российской почты — в то время как всемирный День почты, напомню, празднуется 9 октября. Я думаю, что это неспроста. Россия знает, что делает, заведя себе отдельные праздники рыбака и почты да вдобавок отведя им один общий день. Думаю, это совпадение означает, что в эзотерическом российском календаре (который безусловно существует, но открывается только на высших ступенях посвящения, начиная с уровня замминистра) второе воскресенье июля — день бутылочной почты. Бутылочная почта, отправленная в этот день, обладает особенной силой, о чем ниже.

О том, что существует русский эзотерический календарь, я догадываюсь давно — еще с тех пор, как заметил два главных эзотерических праздника: день весеннего возрождения и день зимнего засыпания. В нашем жизненном цикле четко различаются два периода: летний, когда от человека требуются одни добродетели, и зимний, когда востребованы совсем другие. Можно даже сказать, что русский человек зимой и русский человек летом — два совершенно разных человека, и счастливее всего он бывает в оттепель, когда можно сочетать свои полярные качества в идеальной полноте. Когда было упразднено русское язычество, русские приспособили ко дню весеннего возрождения Пасху, а когда запретили Пасху — остановились на Первомае, непомерно раздув этот малозначительный праздник малочисленного сознательного пролетариата. Когда по разным причинам было упразднено 7 ноября, обозначавшее границу зимы, на его место тут же придумали невразумительный День народного единства, а потом еще менее понятный день изгнания поляков, но обойтись без этого праздника не сумели снова. Вообще отечественные профессиональные праздники дают обширный материал для реконструкции того тайного календаря, к которому абы кого не допускают. Эта реконструкция — то есть выяснение истинного соотношения российских церковных, государственных и профессиональных праздников — дала бы ключ к той самой народной душе, которая и поныне остается для нас за семью замками.