Стать Джоанной Морриган - [111]

В этом фургончике – все мое земное имущество.

Я заплатила за папин воппер: «Пробковый сбор, Джоанна».

Я купила ему сигарет: «Чтобы я не заснул за рулем по ходу миграции», – и большой стакан шоколадно-молочного коктейля: «У стариков должны быть свои маленькие приятности».

Кроме того, я заплатила за бензин. Папа очень серьезно меня уверял, что бензин на эту поездку обойдется в 90 фунтов. Лишь спустя несколько лет я узнала, сколько стоил бензин в 1993 году, и искренне восхитилась старым пройдохой: даже в минуты прощания он умудрился меня обдурить.

Мы садимся в фургончик. Папа неторопливо пьет свой молочный коктейль, и мы наблюдаем, как люди снаружи суетятся под мелким дождем.

– Мы могли бы здесь поселиться, – говорит папа, похлопав рукой по приборной доске. – У нас есть плита, раковина и двухъярусная кровать. При необходимости здесь можно жить. Передвижной лагерь. Наш новый дом на колесах.

Откуда-то сзади доносится голос Крисси:

– Да ну на хер. Что за жуткая мысль!

Я вижу Крисси в зеркале заднего вида. Он сидит, втиснувшись между шторами и одеялом, и держит на коленях собаку. Собаку, как и меня, укачивает в машине. Если она будет сидеть на полу, ее обязательно вырвет.

– Может быть, уже поедем? – говорит Крисси. – Теперь вся машина пропахла мясом, а я не могу даже открыть окно, потому что у меня тут собака.

Вчера вечером Крисси пришел ко мне в комнату.

– Тук-тук. Дай мне слово, Джоанна, что ты не мастурбируешь баллончиком лака для волос, иначе, клянусь богом, я точно тебя пришибу. – Он сообщил, что поедет в Лондон вместе со мной и поживет у меня первые две-три недели. – Просто чтобы убедиться, что у тебя все в порядке и ты случайно не вырубишь топором у себя на руке список покупок.

То есть так он сказал, но я видела, как он украдкой просматривал список лондонских клубов в «Голубом листке» в газетном киоске, и знаю, зачем он действительно едет в Лондон: чтобы сводить меня в мой первый в жизни гей-клуб, где я наконец заведу настоящих друзей-геев!

– Поехали, – говорит Крисси. – Эта стоянка меня угнетает.

Папа заводит мотор, выруливает со стоянки и включает магнитолу.

– Есть пожелания, что будем слушать?

Я ждала этого вопроса, я к нему подготовилась. У меня на кассете – новый сингл «Blur». «Продержаться до завтра». Я им одержима весь последний месяц. По-прежнему создавая свою легенду, я давно запланировала, что именно эту песню я буду слушать по дороге на юг – буду слушать, как Деймон поет о Лондоне и как он заблудился на Уэстуэй, – и сидеть с видом задумчивым и благородным, как и положено человеку, осознающему свою судьбу. Я даже представляла, как папа обернется ко мне и скажет: «Да, это ты, моя девочка. Ты – девчонка двадцатого века». А я закурю сигарету и скажу: «Даже не сомневайся, пап». Это будет заклятие на удачу. Заговор на будущее. Поворотный момент в моей жизни.

Мы слушаем молча, примерно минуту.

– Что за херня? – говорит Крисси. – Поставь лучше «Bee Gees».

Я ставлю «Bee Gees». «Трагедию». Пока я вожусь с магнитолой, папа уже обогнал три машины.

– Я вот что подумал, – говорит он, подрезая «Фольксваген Жук». – Завтра будет концерт Бьорк. Ты же сможешь внести нас в гостевой список, да, Джоанна? Старина Пэт Морриган плюс один? Потому что у меня есть план. После концерта будет вечеринка, и вот там-то мы и побеседуем с дятлами, которые всем заправляют.

Папа явно воодушевился.

– С важными дятлами. С дятлами, очень влиятельными. С худшими из всех возможных. Если честно, я себя чувствую идиотом со всеми «рассылками демок по студиям» и «обзорами в паршивом журнальчике» – без обид, солнышко. Надо было не тратить зря время, а сразу вливаться. Прорываться на сборища, где наркотики, шлюхи и рок-н-ролл – как раз там-то и делаются все дела. Зуб даю, дятлы все те же, что были тогда. Я готов спорить на деньги, что обязательно встречу кого-нибудь из знакомых. Когда-то я знал их всех. Помню, был один хрен из отдела по поиску новых талантов…

Я смотрю на дорогу, на волнующие указатели «ЛОНДОН» и «НА ЮГ». Мне семнадцать. Со мной – мой брат, моя собака и ноутбук, на котором написано белым канцелярским корректором: «Джон Кайт». Я верю в музыку, в джин, в радость, и в неуемные разговоры, и в человеческую доброту. У меня на руке предупредительные шрамы, и уже совсем скоро у меня будут новые чистые стены, которые я заполню словами и лицами. Мне по-прежнему хочется изменить мир, так или иначе, и мне по-прежнему нужно сделать папу известным. Я ела наркотики с носового платка, пережила секс с обладателем пениса, чьи размеры опасны для жизни, обескуражила «Smashing Pumpkins», отменила сексуальную оргию на троих цитатой из «Бегущего по лезвию» и попыталась поцеловать моего героя под серенаду поющих гиббонов. И, как все лучшие подвиги, эти деяния были совершены ради девчонки: меня.

– …и он мой должник, – продолжает папа, скручивая сигарету левой рукой, на манер дальнобойщиков. – Не помню, как его звать. Сказать по правде, я забыл все имена. Но когда ты выносишь чью-то чужую жену, пребывающую в отключке, из отеля в Берлине по пожарной лестнице – в качестве одолжения для хорошего человека, ты уж точно запомнишь лицо этого человека. Если я его встречу, если он будет там завтра, тогда, дети мои…