Старый шут закон - [8]

— Ну что, разбудим мертвых? — спросил Фрэнк, снимая с крючка обитый кожей молоток. — Раз, два…

Тяжелая дверь отворилась, и перед смеющимися Хогартами возникла доктор Пармали.

— И ничуть вы, я вижу, не устали. В этих ваших плащах вы похожи на близнецов. Входите, все убрались восвояси, так что мы будем разговаривать и пить до рассвета. Рассвет — specialite de la maison[9].

— О, par exemple[10], мы не спим уже несколько ночей. — Миньон подала хозяйке руку, и та втянула ее в прихожую.

— Беру обратно свои слова о близнецах, — сказала доктор Пармали, когда Фрэнк снял шляпу и тряхнул густыми седыми волосами. — Но все равно вы на редкость приятная пара.

Фрэнк глядел на хозяйку дома с изумлением. Хэмилтон Тэрнер предупреждал его, что в Идальго он найдет одну богему, а перед ним стояла типичная дама из высшего общества — во всяком случае, с виду, — средних лет, статная и красивая. Она излучала спокойствие, свойственное матери большого семейства, и уверенность человека, привыкшего повелевать домочадцами и большим штатом прислуги, а непринужденность ее манер можно было приобрести лишь в гостиной. Агрессивный напор ее болтовни не вязался с теплотой и сердечностью тона.

— Киньте свои плащи где-нибудь тут, — приказала она. — И идемте, я познакомлю вас с нашим Шарло.

Фрэнк оглянулся вокруг, ожидая, что сейчас к ним подбежит огромный выхоленный пудель. Обняв своих гостей за плечи, доктор Пармали спустилась с ними по лесенке из трех ступеней под тяжелой тесаной балкой в просторный салон. Метровые каменные стены, глубокие ниши окон и дверей, низкий потолок из толстых сосновых бревен — и роскошный интерьер, смягчающий суровость архитектуры. Кушетки по обе стороны колоссального, сложенного из камня камина, пушистые ковры на некрашеном полу, мягкий свет торшеров и ламп, сверкающий рояль, масса глубоких кресел и столиков, уютно сгруппированных в полумраке и на свету, — все было как в богатом доме где-нибудь на востоке Штатов.

— Недурно, правда? — сказала доктор Пармали в ответ на восклицания, вырвавшиеся у ее гостей. — Мы тут всеми силами стараемся лишить себя малейших удобств лишь по той причине, что испанцы семнадцатого века сидели на жестких деревянных стульях и спали на каменных лежанках. Но, конечно, нас с головой выдают ванные. На пороге сортира наша любовь к простой жизни кончается.

Она подвела их к камину, и в эту минуту в дальнем углу гостиной раздался треск и вой настраиваемого приемника.

— Это Шарло, — сказала она доверительно. — Вообще-то его зовут Чарлтон Пирс, но называть его иначе как Шарло категорически воспрещается. Я его много лет обхаживала, пока не убедила на мне жениться. Он все требовал, чтобы я взяла его фамилию, а я не соглашалась: мне столько пришлось трудиться, чтобы стать доктором Пармали, и теперь превратиться всего лишь в миссис Пирс? Он злился как не знаю кто, но я в конце концов сломила его сопротивление, и теперь мы живем в законном браке, как самые примерные и добропорядочные супруги, — да Тэрнер вам, наверное, рассказывал. — Тэрнер им ничего не рассказывал, но эту женщину, видимо, ничуть не интересовало, что о ней говорят, она была выше этого — так, во всяком случае, показалось Фрэнку.

— Шарло, дорогой, — крикнула она мужу, — это Хогарты, они пять ночей не спали, до смерти устали, и прямо к нам в лапы попали — надо их срочно напоить!

Только сейчас Фрэнк увидел Шарло, который сидел по ту сторону рояля, склонившись над путаницей проводов, ламп и батареек. Он выключил приемник и пошел к ним — невысокий, крепкого сложения мужчина лет тридцати, с могучими волосатыми руками, на полголовы ниже своей жены, в рубашке с закатанными рукавами. У него был кирпичный румянец, большая круглая голова и густейшая кудрявая шевелюра.

— Кажется, я поймал Гавайи, — сказал он высоким жидковатым голосом, слегка кривя губы. — Но там еще вечер. Попозже прием будет чище.

— Шарло у нас страстный радиолюбитель, — пояснила доктор Пармали. — Он ловит дальние станции ночью, когда почти все американские молчат. А какие у него сложные приемники, он их сам собирает — если с картиной не ладится. Шарло — симметрический динамист, вы, конечно, знаете, что это за направление. А впрочем, почему, собственно, вы должны знать? Безумно сложно: сплошная математика.

— Я слышала о симметрическом динамизме. Я сама немного занимаюсь живописью, — сказала Миньон.

— Правда? Очень приятно. Шарло вам потом покажет свои гравюры — но, конечно, в традиционной манере. Что вы будете пить? Выбирайте — шотландское виски, ирландское, водка, местная «Белая лошадь» — правда, на лошадь она не тянет, в лучшем случае мул, — даже абсент, если у вас слегка извращенный вкус. У меня он, кстати, именно такой.

— Пожалуй, шотландского с содовой, оно поможет гальванизировать мой труп, — ответил Фрэнк. — А ты, Миньон?

Доктор Пармали улыбнулась.

— Миньон — cа vois va bien[11]. Ну так как? Лично я пью только ирландское виски. Налить вам?

Миньон заколебалась.

— Я виски не пью, — наконец призналась она. — Но может быть… может быть, у вас есть porto blanc[12]?

— Есть, есть! — радостно вскричала доктор Пармали, но тут же огорчилась: — Ах боже мой, я совсем забыла. Во время последней попойки какой-то кретин выстрелил в бутылку из лука и разнес ее вдребезги. Боюсь, никаких французских вин, кроме шампанского, у меня нет. Я шампанское не выношу, а вы? Шарло без шампанского жить не может, он сейчас все равно откроет бутылку — может быть, выпьете?