Старый шут закон - [26]

К тому же она ужасно трусила выступать перед разряженной публикой, которая соберется там. Хогарты говорили, что эти люди настроены сочувственно и заранее готовы помочь — хотя бы деньгами. Ну и что из того? Все равно они — капиталисты и живут за счет рабочих. Однако говорить с ними надо осторожно, чтобы не обидеть и не отпугнуть. Фрэнк уверяет, что они даже не слышали о такой вещи, как классовая борьба. Им кажется, что достаточно пожертвовать немного денег, потребовать строгого соблюдения «демократии» и тщательного разбора дела в суде, — и все проблемы Реаты будут решены, «справедливость» восторжествует, «хороших» оправдают, а «дурных» пристыдят. Ну можно ли ждать чего-нибудь путного от таких темных людей?

Нет, все-таки она неблагодарная. Только утром она лихорадочно соображала, где найти богатых anglos, к которым можно было бы обратиться за помощью, и вот теперь Хогарты собрали ей такую аудиторию, а она недовольна. Но самое скверное, Миньон заметила подавленное состояние Лидии, решила, что она огорчается из-за того, что ей нечего надеть, — ха, стала бы она огорчаться из-за такой ерунды! — и принесла ей очень красивое платье, шелковые чулки и замечательное ожерелье из бирюзы. Лидия растерялась. Миньон подумала, что это она от радости, обняла ее и ушла. Видно, это была последняя капля, и Лидия заплакала, но после слез ей стало легче.

Они с Мики собрались и оделись задолго до выхода. Миньон сказала ей, что у богатых принято опаздывать к обеду, так что раньше восьми они за стол вряд ли сядут, но Лидия спешила освободить ванную для Миньон, и к половине седьмого и она, и Мики были уже совсем готовы. Дожидаясь Миньон, Лидия несколько раз подходила к зеркалу, поправляла на себе платье и ожерелье и удивлялась, какими стройными кажутся ее ноги в тонких, прозрачных чулках Миньон. Если бы она была так одета сегодня днем, когда они ездили к Майку! Лодочки Миньон оказались ей малы, и она надела свои собственные выходные туфли. Туфли были грубоваты и не слишком подходили к ее наряду, ну да ничего. Кому не нравится, пусть не глядит. Зато волосы ее завились от влажного воздуха ванной, и это ей очень шло.

Бедный Мики боялся пошевелиться в чистой рубашке. Он изнывал от безделья и голода и без конца приставал к матери.

— Мам, ну можно я куплю конфету?

— Потерпи, сыпок, обед будет шикарный. Не порть аппетит. Наверное, подадут бифштекс!

Но он продолжал ныть. Лидия уже взяла сумочку, чтобы дать ему монетку, но тут в дверь постучали, и вошла Миньон.

— Ой, какая вы хорошенькая! — Она остановилась полюбоваться. — Платье чуть-чуть узко, но у вас такая чудесная фигура, и вам очень идет в обтяжку. — Она поправила на Лидии воротничок, отступила на шаг и тряхнула головой. — Мужчины придут в восторг, а женщины в ярость. — Она засмеялась.

На самой Миньон было простое черное платье, но она выглядела очень элегантно. Лидия хотела сказать ей об этом, но не решилась: а вдруг Миньон подумает, что она отвечает комплиментом на комплимент?

— У вас тоже очень красивое платье, — смущенно проговорила она.

Фрэнк опоздает, сообщила ей Миньон. Он снова поехал в тюрьму поговорить с другими заключенными: Майк сказал ему, что они тоже хотят, чтобы он был их защитником. Фрэнк звонил ей и просил ехать к доктору Пармали на такси и передать его извинения. Он примчится сразу же, как освободится.

— Ну что же, тогда едем? Я видела такси под окном.

Хотя Миньон и рассказывала, что их ждет, Лидия была поражена роскошью и размерами «Ящика Пандоры», а на Пирса, который чуть не раздавил ей руку, здороваясь, она даже слегка рассердилась. Откуда-то из задних комнат прибежала док Панси — так ее называл Стив Сина, — она не ожидала гостей так рано и, извинившись, опять исчезла дать распоряжения повару. Пирс до того сокрушался, что не успел приготовить коктейли, как будто они и минуты не могли прожить без спиртного.

— Но canapes[35] уже дожидаются, — сказал он, указывая на низкий столик, где были разложены тысячи крошечных бутербродиков, в которые были воткнуты палочки вроде зубочисток, и печенье, и на нем тоже какая-то еда.

— Ой, а можно мне один? — спросил Мики.

Пирс сунул себе в рот сразу два бутерброда и двинулся к своим коктейлям.

— Икры черной хотите? — предложил он. — Настоящая, из России.

— В мою честь? — спросила Миньон, смеясь, но он уже был далеко. Лидия тоже засмеялась. Ей было очень приятно здесь с Миньон и Мики, хорошо бы никто больше не приходил. Она взяла бутербродик с икрой, откусила с опаской — черная какая-то, липкая, а оказалось — язык проглотишь. Мики выбрал самый большой бутерброд, похожий на клумбу из сыра и сельдерея. Миньон заставила и его попробовать икру — «в честь республики рабочих» — и, когда на лице его выразилось изумление и восторг, засмеялась своим удивительным смехом.

У парадной двери раздался удар гонга, и их уединению настал конец.

Лучше всего было в начале вечера, когда голова у Лидии еще не пошла кругом от того, что так много стало в доме незнакомых лиц и разговоров, так много вилок, ложек и рюмок самых причудливых форм и размеров, так много еды и вина. Жаль только, что Джек Гальегос и Стив Сина должны были прийти лишь после обеда. Больше всего ей понравились самые первые гости — конечно, если не считать Джека со Стивом и Фрэнка. Док Панси подвела их к Лидии, представила и сказала, стараясь ее ободрить: