Старый шут закон - [12]

Фрэнк улыбнулся.

— А почему не к «пантере»? Или «панацее»?

— Ну уж нет, мои друзья не настолько галантны. Они способны додуматься разве что до панихиды. Или до панталон. — Все засмеялись. — Однако кто же, дорогие вы мои Хогарты, возьмется за организацию этого вашего комитета, будь он неладен?

— Ничего, как-нибудь, — сказала Миньон. — Я начну, a Palmeur Уайт мне, надеюсь, поможет.

— Палмер Уайт — это литературный критик? — спросила Пан.

— Да, и профессор. Он собирался приехать в Идальго на все лето.

— Я знаю, они с Брандтом недавно смотрели какую-то тайную индейскую церемонию, — сказала Пан. — Вам повезло, что он сейчас здесь, а то ведь он на месте не сидит, ездит собирать материал для книги — кажется, об искусстве Соединенных Штатов. Мне до сих пор не удалось заманить его к себе. Вы с ним знакомы?

— Да, довольно хорошо. По Лос-Анджелесу. Когда у нас соберется группа сочувствующих и люди познакомятся друг с другом, они смогут избрать председателя. Пока нам нужны только их имена.

— И вероятно, деньги. Мне вот что пришло в голову: у нас тут есть один кошмарный тип, которому «новый курс» еще ненавистнее, чем профсоюзы. Ради возможности навредить Рузвельту он снимет с себя последнюю рубашку.

— Не вывелись еще на свете идеалисты, — тихо сказал Фрэнк. Но дамы уже больше не шутили. Они без него поняли, что надо делать. Теперь Фрэнк мог отключиться, потому что план завтрашнего дня наметился. Утром он первым делом позвонит Шермерхорну, а если понадобится, то и судье Беку; потом поедет в тюрьму поговорить с Майком Ковачем и постарается повидать как можно больше арестованных шахтеров.

Голос Пан продолжал перечислять имена ее приятелей:

— Жена Отто Балзера очень больна, ее с самого начала сбросим со счетов, на Сибил Шермерхорн, боюсь, тоже рассчитывать не приходится. Зато есть Хейла Рескин. Вдова одного левого профсоюзного деятеля, он умер здесь от туберкулеза. У нее трое детей, но уж если кто и откликнется на призыв о помощи, так это она… Господи, да что же это я! Совсем из головы вон — у меня ведь завтра званый вечер, и некоторые из тех, о ком мы говорили, придут к обеду. Остальных я приглашу попозже, слушать ваше выступление. Вы прямо на месте их и организуете.

— А придут ли они только ради того, чтобы слушать речи? — усомнился Фрэнк.

— Только ради того, чтобы слушать речи, — нет. Но все любят мои званые вечера. И коктейли, которые делает Шарло. Мы заманим их выпивкой, как манят осла подвешенной перед носом морковкой. А потом запрем все двери и забаррикадируем бар на все то время, что вы будете говорить.

Миньон засмеялась. Фрэнку было жаль спускать их с небес на землю.

— Я знаю, Пан, что вы предлагаете это от всей души, — сказал он, — но ради вас и ради ни в чем не повинных людей, которых я защищаю, мы должны действовать очень осторожно. Ведь нас могут упрекнуть в легкомыслии — речь идет о жизни и смерти людей, а мы развлекаемся. По-моему, наша миссия и званый вечер с коктейлями исключают друг друга.

Доктор Пармали обменялась взглядом с Миньон.

— Il est naif, n’est-ce pas, ce beau garcon?[20]

Миньон покачала головой:

— Il a raison[21]. Мы должны действовать очень осторожно, иначе лишь усугубим и без того тяжелое положение. Ведь вы и сама осторожный человек, Пан, правда?

Пан ничего не ответила, только тупо посмотрела сначала на нее, потом на него. Наконец сказала:

— Раз вы так — ладно. Шарло, иди к нам, я хочу, чтобы ты тоже слушал. Будем говорить начистоту.

Пирс снова занял свое место у столика с бутылками и принялся наполнять стаканы, точно готовясь к важному разговору с глазу на глаз.

Пан ласково им всем улыбнулась.

— Я не виню вас за вашу осмотрительность, — сказала она. — Когда-то я вышла замуж за человека, который пил горькую, и, не стану скрывать, я тоже пристрастилась к рюмке. Однако у моего мужа хватило такта умереть, а поскольку он оставил мне довольно много денег, я не только прошла курс лечения, но и увенчала его серией сеансов психоанализа. Пью я и сейчас больше, чем следовало бы, но я так хочу сама. Мне импонирует роль забулдыги soignee[22], — это выражение Шарло, удачное, правда? — но меру я знаю. И в таких делах, как ваше, я тоже не новичок. Семнадцатилетней девочкой я боролась за равноправие женщин, принимала участие в демонстрациях и пикетах и произносила речи…

— Что вы говорите! Я тоже, — сказал Фрэнк.

— Мы приняли на себя главный удар. Однажды в меня кинули тухлым яйцом, и оно затекло… ну, неважно куда. И все-таки я не ушла с трибуны и продолжала говорить. Так что уж мне-то понятно, с чем вы столкнулись. Мне-то известно, как точно вы должны рассчитывать каждый свой шаг, хотя вы и не производите впечатления человека расчетливого.

— Ah, non, par exemple![23]

— Так что не беспокойтесь. Если кто-то усмотрит в завтрашней встрече лишь повод напиться, его немедленно выставят за дверь, и сделает это не кто иной, как Шарло.

— Я был в Корнелле чемпионом по боксу, — сказал Пирс, небрежно кривя губы, чтобы скрыть, как он этим гордится. — Знаю даже приемы джиу-джитсу.

— Приходите оба к обеду, и сами за всем проследите. Перед тем как садиться за стол, подадим коктейли, но за время обеда гость протрезвеет. А после обеда Шарло выдаст всем по стакану виски со льдом и пока вы не кончите, никто больше не получит ни капли. Алкоголикам вроде меня придется смириться и страдать молча. Вы довольны?