Старый Сантос и его потомки - [11]

В пути доводилось часто останавливаться, подкармливать и давать передышку лошадям. Они ему честно служили, и нужно было следить за тем, чтобы бедняги не выбились из сил. Насыпав им овса и напоив, он пускался в дальнейший путь. Как бы скорее добраться домой! Шутка ли, сколько дней он отсутствовал! А хотелось знать, как в семье готовятся к свадьбе и вообще что нового. Несколько дней, как он в пути, а казалось, что прошла уже целая вечность.

Неспокойно было почему-то на душе. Все ли в порядке дома? Все ли здоровы? Наверно, тревожатся о нем? Давненько не отлучался на такой длительный срок, если не считать войны…

Радовало сегодня то, что он для всех вез гостинцы, хорошие подарки… Единственное, что омрачало его радость, — он не вез людям добрых вестей. Значит, он и его односельчане бесправны и неоткуда ждать ни помощи, ни защиты. Что вздумает сумасбродный пан, то он вправе сделать. А Ицхак вынужден молчать, терпеть все эти унижения и вымогательства? Что ж это за жизнь? Как все это стерпеть? И он твердо решил про себя, что этому не бывать. Он не допустит, чтобы его семью и всех односельчан унижали и оскорбляли. Если правители отказались помочь, значит, правы были те, кто удерживал его. И ведь правильно предупреждали: нечего, мол, заноситься своими заслугами перед государством. Погруженный в тревожные думы, Ицхак Сантос не увидел, как за высокие горы опустилось солнце. Стремительно надвигалась ночь. Ночевать в дороге, решил он, нет смысла. И, подхлестывая лошадей, старался затемно поспеть домой, где, как он уверен, с нетерпением ждут его.

Как ни старался он отогнать от себя тревожные мысли, ему это плохо удавалось. Он ехал быстро, всматриваясь в высокие пихты, в задумчивые седовласые ели, в громадные вековые дубы, черневшие на опушке леса, и думал о дочери. Он представлял, какая красивая она будет, когда нарядится в подвенечное платье. Он выгодно продал свое вино, выручил немалые деньги, он ничего не пожалеет! Свадьба должна быть такая, как заслуживает его красавица дочь!

Но в эти радостные и счастливые мысли диссонансом врывались голос и мерзкие повадки Курта Вальбе. Сантос сразу мрачнел, все планы его отступали куда-то. Что за приказ он прислал тогда? Пьян был или просто одурел? Разве он не понимает, что Сантос этого не выполнит никогда? Что этот сумасброд приказал еще? Не выгонять скот на его луга? Не пасти на опушках леса? А где же пасти скотину? На чердаках? Он задался целью прогнать с этой земли людей? Но почему? Сколько труда они вложили в эту землю! Сколько намучились! Как он этого не понимает!

Нет, тому не бывать! Не хотелось верить, что он сможет так бесчеловечно, так жестоко обойтись с ними. Наверное, решил просто напугать Ицхака Сантоса…

За косогором, где дорога сворачивала вниз, лошади побежали веселее. Было уже недалеко до родного дома. Дорога вела к виноградной плантации; Ицхак соскочил с подводы и, придерживая задок, пошел за ней. Хотелось взглянуть, не пора ли раскрыть лозы на винограднике. Завтра придется этим заняться. Нельзя допустить, чтобы кусты попрели. Он взбежал на пригорок, направляясь к плантации, и вдруг услышал какие-то непонятные крики, плач. Он остановился. Что за крики? Что там случилось? Ицхак Сантос поднялся еще выше и остановился как вкопанный. Сердце тревожно заколотилось. Учуял недоброе. Куда это бегут люди? Он увидел, что толпа людей бежит к краю виноградника, туда, где над плантацией возвышается мощное ореховое дерево, широко раскинувшее свои обнаженные еще ветви. Ицхак Сантос тоже побежал в ту сторону, задыхаясь от быстрого бега, от волнения и тревоги. Увидев старого виноградаря, люди замолкли, расступились, глядя на него испуганными глазами.

Но что это? Кошмарное видение? Галлюцинация? На толстом суку орехового дерева висела Нехамка, и ветер раскачивал ее безжизненное тело, трепал разодранную одежду, длинные, распущенные волосы…

Кто-то влез на дерево и перерезал веревку. Тело девушки бережно приняли селянские руки и опустили на землю.

Ицхак Сантос, ничего не соображая, стоял, не в силах тронуться с места, и, как безумный, глядел на труп дочери, не слыша страшных стенаний и воплей жены, соседок, испуганного плача ребятишек. До его сознания еще не доходило, что это все он видит и слышит, что неподвижное тело дочери лежит у его ног. Он закрыл глаза, чтобы этого не видеть. Ему в эту минуту — хотелось ослепнуть, провалиться сквозь землю. Он опустился на колени и, встретившись глазами с полуоткрытым взглядом дочери, припал головой к ее лицу и громко зарыдал.

— Нехамка, доченька моя, что же ты наделала? Почему ты ушла от нас, почему, родная? Ведь ты нас всех убила… Любовь, отрада, радость моя!.. Как ты могла?

Все плакали навзрыд, и уже нельзя было разобрать ни его слов, ни причитаний матери.

Соседи подходили к несчастному отцу, стараясь увести его от трупа дочери, но не в состоянии были это сделать. Сердце его едва не разорвалось от горечи, от невыносимой боли.

— Люди добрые, прошу вас, скажите мне, почему она так поступила? Почему? Что произошло с моей дочерью? — умолял он окружающих.

Но никто не отважился подойти и открыть ему правду. Кто-то из близких осторожно поднял с земли Ицхака Сантоса, отвел в сторону: