Старый Сантос и его потомки - [12]

— Не надо убиваться, Ицхак. Ее уже не воскресить, Страшное горе обрушилось на всех нас, — сказал он. — Перед восходом солнца твоя Нехамка отправилась к потоку полоскать белье, вот туда, к той скале, что под лесом. Наши пастушки, которые на опушке пасли коз, слышали, как опа пела задушевную песню, как тихонько смеялась. А в это время проезжал со своей свитой Курт Вальбе… Он увидел твою дочь на берегу, быстро подъехал к ней, схватил, насильно усадил на коня и ускакал в лес. Когда пастушки примчались и об этом рассказали, мы все бросились в погоню, но разве догонишь, разве найдешь их в лесной чащобе? Целый день ходили мы с палками, оглоблями и, клянусь, если бы поймали этого изверга, мы б его убили. Но обошли всю округу и не нашли никого. А давеча мы ее увидели истерзанную, в разорванных одеждах, всю исцарапанную и избитую. Но когда приблизились к ней, чтобы увести домой, она, как безумная, убежала от нас. Видно, не могла сладить с болью, с горечью своей. Страшно было глядеть на нее. Как они над ней надругались, боже милостивый! Никто и не видел в наступившем сумраке, как она покончила с собой… Пока обдумывали, как уговорить ее пойти домой, она повесилась… Такая милая душа!

Такая светлая, чистая девушка! Видно, не могла пережить этот позор…

Ицхак Сантос стоял, опустив голову, слушая эти страшные слова, и слезы текли по его заросшим щекам. Голова разламывалась на части. Первое, о чем он подумал, это была месть. Он не в силах был решить сейчас, как отомстить палачу за смерть дочери. Но он не успокоится, пока тот не заплатит своей подлой кровью за смерть Нехамки. Ничто не остановит Ицхака Сантоса. Жажда мести клокотала в груди. Ицхак был потрясен, разбит. Слезы душили его, не давали дышать. Он снова опустился на колени и долго что-то тихонько говорил, говорил без устали, клянясь в чем-то мертвой дочери..

На следующий день весь поселок провожал в последний путь Нехамку Сантос.

Ицхак стоял у открытой могилы. Слез больше не было. Он уже выплакал свои глаза, как жена, как окружающие родные и близкие. Он еще раз мысленно поклялся, что не успокоится, пока жестоко не отомстит за смерть дочери. Он не садился на семь дней за поминальную молитву, как положено по старому обычаю, не посыпал голову пеплом. Она и так вся поседела за эти два дня. Ицхак Сантос бродил по поселку как одержимый и места себе не мог найти. Ни с кем не разговаривал, ни к кому не обращался, словно на время онемел. Он не ел и не пил, не мог сомкнуть глаз. Ходил по винограднику, кружил и кружил вокруг орехового дерева, долго стоял под ним, склонив голову, часами сидел с поникшей головой у свежей могилы, что-то шептал про себя, словно прощаясь с окружающим миром. Никто не мог помочь ему, облегчить его горе. Черным стало его лицо, обросшее седой щетиной, глаза глядели пустые, погасшие.

Так миновало три дня. На четвертый, когда мрак предгрозья охватил всю округу и густые черные тучи низко опустились над Карпатами, Ицхак Сантос взял с собой обоих сыновей, убитого горем жениха, сунул за пояс топор и приказал седлать коней.

Четверо всадников неслись по извилистой горной дороге к усадьбе, что поодаль от поселка. Было уже поздно, когда они спешились и неслышно подобрались к парку Курта Вальбе. Привязав лошадей к деревьям, переждав, пока погаснет свет в окнах просторного двухэтажного дома, перепрыгнули через каменную изгородь и бесшумно пробрались в хозяйскую спальню. Заткнув спящему Курту Вальбе рот кляпом, они потащили обезумевшего от страха барона в глубь парка. На той же петле, в которой повесилась дочь, Ицхак Сантос повесил его на высоком клене посреди сада.

Увидев, как болтается на веревке мерзкий человечек, Сантос немного успокоился. Почувствовал, как исподволь утихает его боль, слегка притушенная расплатой. Добравшись до панского погреба, выкатил бочку керосину, облил дом, хозяйственные постройки и поджег.

— Пусть горит проклятое гнездо! — сказал Ицхак Сантос. — Чтобы и следа не осталось от этого проклятого Курта Вальбе! Вот возмездие за смерть моей дочери, за все наши горести и страдания!

Когда ветер раздул огонь, Ицхак Сантос кивнул своим спутникам. Вскочив на коней, они помчались домой.

То, что Сантос с сыновьями уехал из дому, не осталось надолго тайной. Суматоха поднялась в поселке, когда жена Ицхака всех подняла на ноги, умоляя отправиться на поиски. Страх охватил людей. Все высыпали, встревоженные, на улицу, прислушиваясь, не доносится ли стук копыт. Никто не мог предугадать, куда помчался Сантос и что задумал.

Свирепствовал северный ветер. Вскоре разразилась гроза и хлынул ливень. Вперемежку со снегом — последние потуги зимы, уступающей место юной весне.

Люди молча столпились у двора Сантоса, стараясь, как могли, успокоить жену, которая была вне себя от страха. Ждали наступления рассвета, чтобы всем скопом отправиться на поиски уехавших.

Но еще задолго до рассвета послышался конский топот. На крутой, нависшей над поселком горе показались четверо всадников. Они быстро спускались вниз.

Все обрадовались, облегченно вздохнули, женщины перестали плакать. Сантос осадил коня у калитки своего двора, спешился и прежде всего подошел к заплаканной, измученной страхом и слезами жене, обнял, стал успокаивать.