Старшая Эдда. Песни о богах в пересказе Ильи Бояшова - [26]

И вот что ещё сказал Высокий потерявшему своё лицо конунгу:

— Вижу: пил ты, Гейррёд, не в меру и потерял осторожность, дальновидность утратил. Много было тебе мною молвлено, да ничего не помнишь. Вот почему отныне лишаю тебя своей помощи. Если посмеешь — приблизься к тому, кого ты пытал.

Пока Гримнир держал речь, пламя двух костров окончательно подобралось к нему, и плащ на Одине запылал. Увидев это, потерявший дар речи конунг Гейррёд бросился было к Высокому, стараясь оградить бога от огня. Меч, который он при этом выпустил, не упал плашмя, а упёрся рукоятью в землю — споткнувшись, конунг напоролся на своё оружие и, пронзённый мечом насквозь, мгновенно умер.

Разгневанный Один вернулся в Асгард и признался жене, что она была права. Конечно, он так и не узнал о её коварстве. Фригг утешилась тем, что после гибели Гейррёда правителем стал сын незадачливого конунга Агнар, носивший такое же имя, как и её любимчик. Агнар долго затем правил.

V ПОЕЗДКА СКИРНИРА

Фрейр, златокудрый сын Ньёрда, вступив некогда в поединок с великаном Бели, убил злобного ётуна оленьим рогом, после чего боги стали величать аса недругом Бели.

Услышав это, Высокий сказал:

— Невелико дело — расправиться с Бели при помощи рога… Фрейр мог бы убить его и кулаком.

Да, силы Фрейру было не занимать! Однажды обладатель чудесного корабля Скидбладнира и не менее удивительного вепря по кличке Золотая Щетина, будучи в гостях у Высокого, попросил у того разрешения посидеть на его престоле Хлидскьяльве. Хозяин согласился, предупредив: Фрейр ни в коем случае не должен возгордиться тем, что дозволено ему воссесть на престол самого Бога Богов, иначе это плохо может для аса закончиться.

Фрейр, пропустив мимо ушей предупреждение, в нетерпении воссел на престол, и тотчас его обуяла гордыня от того, что, подобно Отцу Ратей, обозревает он все миры внизу. Рассмотрев таким образом запад, юг и восток и увидев, что делается у богов под ногами, ас решил обратить взгляд на север — туда, где простираются горы страны ётунов. Всего-то один-единственный взгляд и бросил на север Фрейр, и надо же было такому случиться, что упал взгляд на большой хутор, где шла к дому девица удивительной красоты. Только подняла она руки, чтобы отпереть двери дома, как от её рук по всем землям и морям разлилось сияние, да такое, что не только в подземном мире карлов, но и в самих небесах посветлело.

Хозяина хутора звали Гюмиром, женой его была великанша Аурбода, а дочери их, которая так поразила Фрейра, дали имя Герд. Фрейр застыл, словно поражённый молнией, и в его сердце в тот же миг разгорелась любовь к девушке: не мог он ни есть, ни пить и весь Асгард сделался ему не мил.

Ничего не видя перед собой, слез бедный Фрейр с престола, вернулся к себе в чертог и, не сказав никому ни слова, стал чахнуть в любовной тоске — худел и бледнел на глазах у асов. Никто не решался расспрашивать Фрейра о причине столь разительных с ним перемен. А Фрейру между тем становилось всё хуже. Тогда отец его, Ньёрд, обеспокоенный поведением сына, позвал к себе верного слугу Фрейра, которого звали Скирниром. Попросил Ньёрд слугу, который отличался ясным и глубоким умом, вызнать у Фрейра причину его болезни. Скирнир сначала отнекивался, утверждая, что Фрейр пребывает в таком состоянии, когда любой вопрос, обращённый к нему, может вызвать раздражение, а то и гнев, что лишь ухудшит положение. Но Ньёрд был настойчив, и Скирнир в конце концов согласился, пообещав старому вану сделать всё, что сможет.

Поднялся слуга в палаты Фрейра и, словно невзначай, принялся расспрашивать своего господина о причине недомогания. К немалому удивлению Скирнира, ас разговорился — видно, невмоготу ему стало держать всё в себе — и поведал, как, восседая на престоле Всеотца, позабыл о предупреждении не гордиться этим и был наказан за гордыню видением: разглядел он в стране ётунов деву столь прекрасную, что до сих пор ослеплён ею.

Пребывая в скорби, сказал Фрейр Скирниру:

— Возле дома Гюмира разглядел я красоту несказанную. От рук девы лилось сияние, освещавшее небо и море. И как только её я увидел, то понял: нет в мире страсти, которая может сравниться с моей.

Одно лишь знал теперь Фрейр: не жить ему, если он не добудет Герд, чего бы это ему ни стоило.

Недолго раздумывая, так ответил Скирнир безутешному богу:

— Всего-то попрошу у тебя коня, который способен скакать сквозь пламя, и меч-самосек, способный разить ётунов.

Стоит ли говорить, что в разбитом сердце Фрейра тут же вспыхнула надежда: бог готов был отдать всё, что Скирнир у него ни попросит. Без колебания протянул оживившийся Фрейр ножны со своим знаменитым мечом и пообещал дать коня. Кроме того, отдал он Скирниру одиннадцать золотых яблок, а в придачу — волшебное кольцо, положенное Одином на погребальный костёр Бальдра, из которого каждую девятую ночь истекали восемь других колец, в надежде, что девица Герд польстится на щедрые дары и согласится на встречу. То кольцо привёз обратно в Асгард верный сын Одина Хермод, вернувшийся из страны мёртвых, — пребывающий там Бальдр успел отдать его брату.

Взяв с собой подарки, повесив на пояс меч, способный без устали рубить великанов, и вскочив на жеребца, Скирнир прошептал на ухо коню: