Старостёнок - [11]

Шрифт
Интервал

- Не то чужого какого подлюгу поставят…

Похожий на журавля немец-комендант уехал. Остался в Незнамовке Соленый- как вооруженная сила, и Парамон

Моисеич - утвержденная новым порядком гражданская власть.

- Ой, наживем беды!-не находила себе места после сходки Анисья.

Парамон Моисеич попытался успокоить ее:

- Ништо. Поговорили и - забыли. Живем на отшибе, в малолюдстве, не больно часто будут они сюда наверстывать…

Паньку никто из деревенских в глаза не попрекнул, и мальчик, переживавший за отца вначале, вскоре успокоился. Кому-то и старостой надо быть, раз такое время пришло. А тут-на тебе!-партизаны, свои деревенские мужики, тот же Митек Кривой, называют отца немецким прихвостнем и грозят расправой. За что?

Расстройство же в Панькиной душе оттого произошло, что проморгал партизан. Не проспи он эту ночь в подполье, на жерновах - передал бы им с рук на руки Егора Ивановича. И для всех бы оно, это дело, добром обернулось: и для Паньки, и для отца его, и - главное - для летчика. А теперь…

Но и радость была не случайной: сей-час-то Панька знал, как сложится судьба летчика. Нужно только добежать до леса, поискать партизан.

За тройственной сложностью этого чувства растворилась, исчезла в новых заботах острота сказанных матерью слов о том, что смерть стоит у нее над головой. Мало ли что померещится больному человеку?

Он поспешил на сеновал - рассказать летчику о партизанах.


Панькин сбивчивый рассказ вызвал у Егора Ивановича немалую радость. Он даже присесть попытался, трудно опираясь руками о сено,- и это ему удалось.

- Ну, Павел,- твердил он с придыхом, трудно повторяя слова.- Ну, Павел, золотой мой, порадовал ты меня. Ищут, значит, партизаны. Как бы помочь им найти меня?

- А я вот на лыжи стану да в лес прокачусь. Может, наткнусь на них.

Глаза летчика зажглись лихорадочно, длинные пальцы рук беспокойно теребили сухие травинки.

- Павел, они меня за линию фронта переправят. Ты слышишь, Павел? Я снова на самолет сяду, друг мой Пашка. И первого же фашиста, которого срежу,- в честь тебя. Считай, что ты сбил. А? Ведь если б не ты…

- Спасибо,- сдержанно поблагодарил Панька.- Срежь сперва.

Бурная радость, счастье, надежда, которыми так и светился Егор Иванович, вызвали в душе Паньки необъяснимо щемящее чувство грусти. Панька, про партизан рассказывая, ничего почти не утаил от летчика - про отца поведал, что старостой в деревне его насильно, не по своей охоте поставили немцы, про полицая Фому Фомича Соленого. Скрыл лишь, что отец и Соленый, не далее как вчера, весь день рыскали в поле, искали его, летчика-истребителя Егора Ивановича Иванова. Язык не повернулся сказать про то.

Он боялся, что признанием своим - об отце-старосте - вызовет недоверие к себе. Но летчик - то ли не придал значения Панькиному рассказу о Парамоне Моисеиче, то ли радостная весть захватила его целиком, заглушила в нем все прочие чувства - никак не выразил своего отношения к Панькиному родителю.

- Эх, Паша-Пашенька, здорово-то как!-взволнованно твердил он.- Во мне, слышу, сил прибавилось.

Стоя на коленях, Егор подался вперед, протянул обе руки, намереваясь обнять мальчика.

- Дай-ка, я на тебя взгляну. Я ведь в лицо тебя и не знаю по-настоящему.

Панька резко откачнулся назад.

- Пойду я,- наливаясь злой, непонятной тоской сказал он.

- Да чего ты, Пашка, в самом деле? Погоди. Обидел я тебя?

- Пойду!

- Погоди, чудак человек.

Панька замялся, не зная, признаваться ли.

- Мать у меня больная,- после паузы тихо выговорил он.- Тяжелей тебя будет.

- А-а-а,- протянул летчик.

- Мать при смерти,- упрямо повторил Панька.- Грудь у нее застужена и в горле хрип. Молоко ей топленое с медом пить надо.

Он опустился двумя ступеньками ниже, в упор посмотрел на летчика.

- За тебя, слышь-ка, корову можно получить. Тому, кто покажет тебя, в награду обещали.

Живинки поблекли в зрачках летчика. Он как-то сразу обмяк, неловко повалился на бок,

- Та-ак.

Голос его теперь был тускл, бесцветен.

- Таким манером, выходит.

- Таким, - согласился Панька. - Близко она, корова-то, и мед в погребе стоит. Таким…

Летчик молчал.

- Таким вот манером,- в отчаянии повторил Панька.- Только ты не бойся, Егор Иванович. Не бойся! Человек я или кто? У меня вон и галстук пионерский целый. Не бойся!

- Я не боюсь,- тихо сказал летчик.- Чего ж мне бояться?

- Вот-вот, не бойся, Прощевай пока.

Панька опускался по лестнице, был уже у самой земли, когда летчик окликнул его:

- Паша!

- Чего?

- Отец-то твой, Паша, немцам служит. Ты ничего, тебе я верю, не выдашь… А отец?..

Панька вспыхнул.

- Ты отца не тронь! Слышишь? Вот, ежели Соленый…

- У меня, парень, пистолет. Я не сдамся.


В избе, неожиданно для Паньки, сидел Фома Фомич Соленый. Нога за ногу брошена, под синими диагоналевыми галифе вырисовывается тугая ляжка. Белый романовский полушубок распахнут на груди, лисий треух на скамье валяется. Черные волосы цыганистого Фомы Фомича мокры от испарины.

- А, наследничек,- протянул он в ответ на приветствие Паньки и объяснил:

- Отца дожидаю. Забрал у меня Бродягу, обещал вскорости вернуться, а все нет. Мне без коня как без рук. Служба!

- За фершалом батя уехал. Путь не-ближний.


Еще от автора Валентин Сафонов
Ленивое лето

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Что там, за линией фронта?

Книга документальна. В нее вошли повесть об уникальном подполье в годы войны на Брянщине «У самого логова», цикл новелл о героях незримого фронта под общим названием «Их имена хранила тайна», а также серия рассказов «Без страха и упрека» — о людях подвига и чести — наших современниках.


Памятник комиссара Бабицкого

Полк комиссара Фимки Бабицкого, укрепившийся в Дубках, занимает очень важную стратегическую позицию. Понимая это, белые стягивают к Дубкам крупные силы, в том числе броневики и артиллерию. В этот момент полк остается без артиллерии и Бабицкий придумывает отчаянный план, дающий шансы на победу...


Земляничка

Это невыдуманные истории. То, о чём здесь рассказано, происходило в годы Великой Отечественной войны в глубоком тылу, в маленькой лесной деревушке. Теперешние бабушки и дедушки были тогда ещё детьми. Героиня повести — девочка Таня, чьи первые жизненные впечатления оказались связаны с войной.


Карпатские орлы

Воспоминания заместителя командира полка по политической части посвящены ратным подвигам однополчан, тяжелым боям в Карпатах. Книга позволяет читателям представить, как в ротах, батареях, батальонах 327-го горнострелкового полка 128-й горнострелковой дивизии в сложных боевых условиях велась партийно-политическая работа. Полк участвовал в боях за освобождение Польши и Чехословакии. Книга проникнута духом верности советских воинов своему интернациональному долгу. Рассчитана на массового читателя.


Правдивая история о восстановленном кресте

«Он был славным, добрым человеком, этот доктор Аладар Фюрст. И он первым пал в этой большой войне от рук врага, всемирного врага. Никто не знает об этом первом бойце, павшем смертью храбрых, и он не получит медали за отвагу. А это ведь нечто большее, чем просто гибель на войне…».


Пионеры воздушных конвоев

Эта книга рассказывает о событиях 1942–1945 годов, происходивших на северо-востоке нашей страны. Там, между Сибирью и Аляской работала воздушная трасса, соединяющая два материка, две союзнические державы Советский Союз и Соединённые Штаты Америки. По ней в соответствии с договором о Ленд-Лизе перегонялись американские самолёты для Восточного фронта. На самолётах, от сильных морозов, доходивших до 60–65 градусов по Цельсию, трескались резиновые шланги, жидкость в гидравлических системах превращалась в желе, пломбируя трубопроводы.