Старинный лад - [18]

Не подлежавший по возрасту призыву в армию, Коплан в июле записался в народное ополчение и был направлен на оборонные работы. В августе он вместе с коллегой по Древнерусскому словарю Г.Л. Гейермансом выразил желание эвакуироваться из Ленинграда, чтобы спасти семью. Результатом стало последнее в его жизни «дело», согласно которому Борис Иванович 7 ноября 1941 г. был арестован по статьям 59-6 и 58–10 по обвинению в «проведении антисоветской пораженческой пропаганды», а фактически как «повторник», имевший политическую судимость. Однако знавший его по работе в Институте языка и мышления А.П. Могилянский вспоминал, что Коплана арестовали уже в конце августа. «Причина – глупость как самого Коплана, так и Гейерманса. Они не понимали, что делали. Обвинение ясное: развал народного ополчения»^*.

Другой очевидец событий Д.С. Лихачев вспоминал: «Несмотря на отсутствие света, воды, радио, газет, государственная власть «наблюдала». Был арестован Г.А. Гуковский. Он что-то много под арестом наболтал, струсив, и посадил Б.И. Коплана, А.И. Никифорова. Арестовали и В.М. Жирмунского. Жирмунского и Гуковского вскоре выпустили, и они вылетели на самолете. А Коплан умер в тюрьме от голода. Дома умерла его жена – дочь А.А. Шахматова»^*. Согласно официальной справке, Борис Иванович скончался, находясь под следствием, в 9.30 утра 9 декабря 1941 г. от «острой сердечной недостаточности», т.е. от истощения, в возрасте 43 лет. Место его последнего упокоения неизвестно.

Работавшая в Архиве Академии наук Софья Алексеевна голодала и не могла посещать столовую. Не позднее 2 января 1942 г. она написала коллегам по Архиву письмо, которое трудно читать без слез: «Дорогие товарищи. Умоляю вас, спасите нас. Мы совсем погибаем. Я совсем слегла и не могу подняться. Бабушка (М.А. Коплан-Клещенко. – В.М.) окончательно с нами измучилась и сама еле волочит ноги. Пожалуйста, будьте добры, организуйте бабушке обед из столовой… И впредь на несколько дней, если можно было бы нам помочь с обедом – это самая конкретная помощь. Потому что бабушка не выдержит всю работу по дому и за нами двумя больными. Умоляю, товарищи»^*. 5 января 1942 г. Софья Алексеевна и 16-летний Алеша, который подавал большие надежды как астроном, умерли; оба покоятся в одной из братских могил на Серафимовском кладбище^*. Следующие полвека Бориса Ивановича упоминали только эпизодически^*.

В заключение несколько слов о том, как готовилась эта книга. 13 января 1989 г. пишущий эти строки, в то время студент МГУ, приобрел в одном из московских букинистических магазинов отдельный оттиск статьи Коплана о Модзалевском с дарственной надписью «Ферапонтику». Почему я купил его, не ведаю; сейчас это можно объяснить «перстом судьбы». О Коплане я немного знал из примечаний к запомнившемуся мне «Кладбищу над морем» в «блоковском» томе «Литературного наследства», о «Ферапонтике» вовсе ничего – и решил разобраться. Через две недели я оказался в Ленинграде: набравшись смелости, пришел в ИРЛИ и попросил помочь. Мне посоветовали обратиться к А.П. Могилянскому; так началось десятилетнее общение со свидетелем эпохи, от которого я узнал много интересного не только о своем герое. Выяснив, что архив Коплана, чудом сохранившийся в блокаду, находится в Отделе рукописей Государственной публичной библиотеки (ныне Отдел рукописей и редких книг Российской национальной библиотеки), летом 1989 г. я приехал туда, вооруженный необходимыми «отношениями», и приступил к работе. Самой радостной находкой оказался рукописный сборник стихов, которого с момента описания фонда в 1947 г. не касалась рука исследователя. Я переписал его в надежде когда-нибудь опуб­ликовать.

Неизвестность автора, молодость публикатора и его удаленность от литературных кругов осложняли дело. Литконсультант журнала «Искусство Ленинграда» 17 августа 1990 г. сообщил мне, возвращая рукопись, что «творчество Бориса Коплана представляет скорее исторический интерес, поскольку художественные достоинства его стихов невысоки. Это сделано грамотно, достаточно крепко с точки зрения версификации, но очень архаично, в традициях 60–70-х годов XIX века (так! – В.М.), с налетом позднейшего, уже «выдохшегося» символизма. Нет ни своего круга тем, ни своей манеры, ни индивидуальной узнаваемой интонации». Правда, так думали не все редакторы: подготовленные мной подборки стихов появились в саратовской «Волге» (1990, № 4), алма-атинском «Просторе» (1991, № 5), петербургском «Невском архиве» (Вып. III. 1997), нью-йоркском «Новом журнале» (Кн. 232. Сентябрь 2003), филадельфийском «Побережье» (Вып. 12. 2003). В 1991 г. «Советская библиография» напечатала список трудов Коплана и мою статью о нем – ее можно считать первым вариантом этого очерка^*.

В.Э. Молодяков

1991–2011

ПРИМЕЧАНИЯ

В настоящее издание вошли все известные оригинальные стихотворения Б.И. Коплана.

Составителю не удалось идентифицировать большинство адресатов посвящений, скрытых под инициалами, и найти сведения о ряде лиц, названных по фамилии.

СТАНСЫ (1923)

Печ. по первому изданию: Стансы Бориса Коплана. Пг., 1923.

С. 10.