Старина и новь Магриба - [66]

Мы прибыли на эту площадь, где в старину выставляли головы казненных (отсюда ее название — «Собрание усопших»), засветло. Днем она — обычный базар, который отличается лишь наличием свободного пространства от примыкающего к нему лабиринта нескончаемых торговых рядов местного рынка. Вернее, здесь множество рынков, каждый из которых имеет свою специализацию: по одежде, кожевенным, гончарным и прочим ремесленным изделиям, тканям, коврам, декоративному оружию, бусам и браслетам, лекарствам, цветам, фруктам, сладостям… Это яркий и разнообразный восточный базар, однако несколько «модернизированный»: улицы и переулки здесь шире, чем, например, в Касбе города Алжира, многие из них открыты сверху, хорошо электрифицированы и выглядят скорее как коммерческие улицы европейского, нежели восточного, города. С Востоком этот базар роднит множество традиционно одетых менял, писарей, парикмахеров и т. п.

Вернувшись на площадь, мы устраиваемся на крыше ближайшего кафе и становимся свидетелями ежевечернего спектакля, происходящего на Джамаа аль-Фва. В разных ее концах к этому времени начали кувыркаться или сплетать тела в немыслимые узлы акробаты, демонстрировать свое искусство борцы, актеры-драчуны, укротители змей. Всех этих магов и лицедеев окружает плотная толпа иностранных туристов. Время от времени кто-нибудь из них фотографируется в обнимку либо с полуобнаженным акробатом, либо с укротителем, в руке у которого извивается змея. Здесь же, около ярко освещенных лавок, собираются и тесные кружки марокканцев, обычно возле жонглера, шпагоглотателя или просто старого сказочника в традиционном тюрбане. Особенно много марокканцев вокруг обезьян, проделывающих виртуозные трюки на палках, ящиках или просто на голове и плечах хозяина.

Понимая, что все это хорошо отрепетированный аттракцион для туристов, мы тем не менее довольны. Хоть немного, хоть не всерьез, но как бы побывали в волшебном мире арабской сказки. Продлить это ощущение нам должен был помочь особый ужин «в андалусском стиле», на который гид Мухаммед повел нас наиболее тесными и узкими переулками торгового квартала. В небольшом зале ресторана, с улицы почти незаметного, нам предоставили некоторое время любоваться высоким потолком, тонкими копьеобразными колоннами и узорами на стенах. Затем нас крайне медленно обслуживал официант — чернокожий африканец (их здесь зовут «гнауа», то есть гвинеец) в высокой красной феске и коротких шароварах до колеи.

— Здесь много гнауа, — говорит нам гид. — Некоторые из них пришли еще вместе с Альморавидами. Сейчас же среди гнауа наиболее славятся музыканты и танцоры.

Музыка зазвучала, как только нам принесли еду. И тут же на ковер в свободной части зала выскочили шесть или восемь девушек лет 15–17 на вид и, подбадривая друг друга визгливыми выкриками, принялись плясать. По канонам «андалусского стиля», как нам объяснили потом, принимающий пищу должен получать удовольствия одновременно вкусовые, слуховые и зрительные. Нельзя сказать, что все это было в тот вечер. Но девчушки, танцевавшие на уровне начинающей самодеятельности, очень старались. Иногда, желая привлечь к себе внимание зрителей, одна из них подскакивала к кому-либо из сидящих с краю и игриво толкала его бедром. При этом остальные плясуньи смеялись совершенно по-детски. В Марокко некоторая развязность танцовщиц в отношении иностранных туристов не считается чем-либо зазорным. По мнению марокканцев, это должно восприниматься как необходимая часть местной экзотики, якобы помогающей европейцу погрузиться в сказочную атмосферу «Тысячи и одной ночи».

Марракеш — это не только сказки и легенды, хотя его современный квартал Гелиз не очень отличается от медины и цветом домов, и материалом, из которого они сооружены, и обилием водоемов, и даже архитектурой, примечательной обилием «мавританщины» и вообще стилизации под старину. Очевидно, иначе и трудно было что-либо строить в этом городе, богатом прежде всего памятью о минувших временах…

Недалеко от Баб Агнау (самых старых из десяти ворот крепости Марракеша и, судя по названию, выстроенных африканскими пленниками) расположены могилы саадийских шерифов (претендовавших на родство с пророком Мухаммедом пришельцев из Аравии, ставших халифами в XVI в.). Это окруженные зубчатыми стенами несколько мавзолеев усложненной андалусской архитектуры: высокие прямоугольные порталы соседствуют со стрельчатыми и много лопастными арками, круглые выступы и шлемовидные верха — с кубическими формами и четырехскатными крышами. Гробницы, по словам гида, выстроены наиболее известным из саадийских шерифов — Ахмедом аль-Мансуром аз-Захби. Он прославился как выдающийся правитель, все 25 лет правления которого были на редкость спокойны. Однако прозвища свои он получил за военные успехи. После «битвы трех королей» 4 августа 1578 г. при Ксар аль-Кебире, в которой погибли возглавлявший португальскую армию король Себастьян, примкнувший к нему бывший халиф алъ-Мутаваккиль и правивший халиф Абд аль-Малик, брат последнего, Ахмед, унаследовал власть и стал называться аль-Мансур («победоносный»). А второе прозвище — аз-Захби («позолоченный») — он получил после того, как, завоевав Гану к Нигер, захватил там множество золота. Марокко при нем было так богато, что давало за килограмм мрамора из Италии килограмм сахара. Но Ахмед аль-Мансур был прежде всего ценителем культуры. Его называли ученым среди халифов и халифом среди ученых.