Становление Гитлера. Сотворение нациста - [89]

Вера Паулы в то, что она, наконец, снова обрела своего брата, станет правдой только частично. Гитлер будет поддерживать контакт с ней в последующие годы, но этих контактов будет мало, и они будут редкими. Много лет спустя, в 1957 году, Паула скажет об отношении Адольфа к ней и к их сводной сестре в годы между 1920 и смертью Гитлера в 1945 году следующее: «В его глазах мы, сёстры, слишком завидовали своему брату. Он предпочитал окружать себя незнакомцами, которым он мог платить за их услуги».

Ещё меньший интерес, чем к сестрам, Адольф Гитлер проявлял к своему сводному брату Алоизу. Алоиз эмигрировал в Англию перед войной и женился на ирландке, родившей ему сына. (Этот его сын, племянник Гитлера Вильям, в 1930-х угрожал Гитлеру раскрыть секреты их семьи). Затем Алоиз покинуть их. Он переехал в Германию и женился снова, фактически став многожёнцем. Тюремное дело Гитлера из крепости Ландсберг, куда он будет заточён после провалившегося путча в ноябре 1923 года, наводит на мысль, что он даже не допускал существование своего сводного брата, поскольку в деле упоминаются только его сёстры в Вене.

В 1921 году, через год после посещения Адольфом своих сестёр в Вене, Алоиз, не видевший его более двадцати лет, прочтёт о нём в газетах. Хетте, его вторая жена, станет убеждать его связаться со своим сводным братом. В конце концов Алоиз сдастся, написав в городское регистрационное бюро в Мюнхене, попросив дать ему адрес Адольфа и послав тому письмо. Однако Адольф не ответит ему непосредственно, вместо этого попросив свою сводную сестру Ангелу ответить Алоизу по его поручению. Он явно не имел интереса к своему сводному брату.

Отношения Гитлера с его сёстрами и братом выявляют, кем он был. Это раскрывает и его личность, и генезис его политических идей. Единственными членами семьи, к кому он будет какое-то время проявлять неподдельный интерес, будут Ангела и, в весьма нездоровом стиле, её дочь Гели.

Причины, лежащие за недостатком у Гитлера интереса к большинству членов его семьи и его неспособность формировать долгосрочные отношения, следует искать в мире психологии и в его ментальном характере. Каково бы ни было их происхождение, они указывают на суть его личности. И всё же, несмотря на его неспособность создавать длительные искренние взаимоотношения с другими людьми, он был социальным животным. Хотя он и был одиночкой в различные периоды в своей жизни, он никогда не был отшельником. Его стиль поведения в течение многих лет показывает человека, который нуждается в людях вокруг себя, равно как и в их одобрении.

Гитлер был человеком, находящимся в постоянном поиске новой суррогатной семьи и человеческой компании. Люди, знавшие его хорошо, будут рассказывать разведке США в 1940-х годах: «Он ложится спать как можно позже, и когда его последние друзья покидают его уставшими в два или в три часа утра, а то и позже, то это выглядит как будто бы он боится быть один». Однако трагедия Гитлера состояла в том, что он мог функционировать только в вертикальных, иерархических отношениях — как ведомый, что он делал в полковом штабе своей воинской части во время войны, или на верхушке иерархии. Он был неспособен к горизонтальным человеческим взаимодействиям, то есть среди равных ему. Подобным же образом он был неспособен поддерживать межличностные близкие отношения в течение длительных периодов времени.

Его неспособность формировать горизонтальные взаимоотношения и поддерживать близкие человеческие отношения, соединенные с его потребностью в одобрении и в социальных контактах, имели непосредственное влияние на его стиль руководства. Это делало невозможным какое бы то ни было совместное обсуждение, направленное на исследуемые политические вызовы и на решение проблем государственного управления. Так же, как Гитлер не хотел вступать в дискуссию со своими слушателями после окончания его речи, он будет не хотеть заниматься (и будет неспособен это принять) политикой как искусством компромисса и заключения сделок. Единственным видом политики, к которой он был способен, была политика представления, с ним как главным действующим лицом.

Категорическое нежелание Гитлера и неспособность его к компромиссу были не только выражены в его личном поведении, но также стали заклинанием его речей. Например, 27 апреля он сказал среди «громких аплодисментов» на митинге NSDAP тем вечером в Хофбройхаус: «Пришло время, наконец, начать сражение против этой расы. Тут не может быть более компромиссов, потому что это будет фатально для нас самих».

Сектантский политический стиль Гитлера, в соответствии с которым каждый истинный компромисс был мерзким делом, был не только выражением его радикальных политических взглядов. Это было также отражением его личности, поскольку любой компромисс, который не просто тактический по своей природе, должен быть основан на принятии противоположной стороны как равной, что Гитлер делать был неспособен. Так что на политической арене он будет способен действовать только как вождь сектантской группы, стоящей за пределами конституционного политического процесса или как диктатор в пределах формальной структуры.