Станкевич. Возвращение - [51]

Несколько часов спустя, посреди ночи, они наткнулись на блуждающий в степи небольшой отряд большевиков, этой встречей явно озадаченных. Хлопнула граната, и лошадь, на которой сидел вместе со своим коноводом Рогойский, встала на дыбы, заржала и повалилась на бок, подминая обоих всадников. Коновод тотчас вскочил, подхватывая обеими руками вывалившиеся из нутра серо-белые кишки, так мужики подхватывают посыпавшееся из распоротого мешка зерно, и, качаясь из стороны в сторону, но не так, как пьяный, а как человек, не решивший еще, куда направиться, пошел вперед — однако не в том направлении, в каком удирал отряд, частью которого он до сих пор являлся. Большевики, как внезапно появились, так же внезапно исчезли, все еще изумленные и не пришедшие в себя после того, что случилось. Единственным доказательством стычки были бьющаяся в агонии лошадь и мускулистое скрюченное тело майора Рогойского. На все ушло секунд сорок, не более минуты. Ночь, как бездна, всосала в себя и грохот гранаты, и внезапную короткую вспышку.

Из мрака вынырнула, преодолевая сопротивление вязкого грунта мотором в пятьдесят лошадиных сил, светло-бежевая «ланча», открытая, длинная и элегантная, похожая на дикого гуся в полете, с серебристой никелировкой, вся какая-то безукоризненно чистая в этом простирающемся вокруг царстве грязи, несущая в себе, около себя и над собой ощущение независимости и мечты. На пустынных и плоских пространствах, которые она преодолевала, машина была явлением поэтическим. Она проскользнула мимо подводы с задранным вверх дышлом, мимо трупа мужчины с распоротым животом, простертого на петляющем среди ковыля тракте. Метров через двадцать, когда машина поравнялась с павшей лошадью, молодой элегантный мужчина, один из трех, сидящих в «ланче», произнес с оживлением, указывая вправо худой длинной ладонью в черной перчатке:

— Погоны!

Старик генерал, упрятавший голову в воротник шинели, тихо отозвался:

— В таком случае прошу остановиться.

Молодой человек сделал жест рукой и, наклонив голову, стал что-то объяснять, но старик столь же тихо, сколь решительно, повторил:

— Прошу остановиться и проверить. Если убит, забрать документы, письма, фотографии — все, что у него есть.

Офицер состроил обиженную гримасу и, перегнувшись вперед, ткнул кончиками пальцев шофера в спину. Ловко спрыгнул с тормозящей «ланчи» и подошел к скрюченному телу с закинутой за голову рукой и прижатыми к груди ногами. Он присел, отбросив полы элегантного, шитого в талию френча, и стал обшаривать карманы. Извлек дешевый жестяной портсигар, какими пользовались в царской армии, грязный носовой платок, перочинный нож. Ему было никак не добраться до внутреннего кармана шинели, и потому, посильней дернув лежащего, он перевернул его на спину. Мужчина застонал и шевельнул рукой. Офицер отскочил, вытирая руки о френч, словно прикоснулся к прокаженному. Лежащий застонал снова, после чего жадно втянул в себя воздух и посмотрел на офицерика осмысленным взглядом. Тот, смешавшись и не очень себе представляя, что теперь делать и как себя вести, буркнул на всякий случай: «Простите». Лежащий глядел в небо, тяжело дыша. В двух-трех шагах от него стоял офицерик, сбоку на траве валялись извлеченные из карманов вещи. Через полминуты незнакомец сел, а офицерик вновь буркнул: «Простите».

— Ничего страшного, — отозвался человек. Голос у него был хрипловат, но говорил он вполне нормально. — Скажите, я не ранен?

— Об этом мне следовало бы спросить у вас, — ответил офицерик и глянул на старика генерала, сидевшего в автомобиле, не отрывая взгляда от горизонта, после чего, поправив лихо сползшую на ухо фуражку, воскликнул, чтоб скрыть тем самым свое недавнее смятение: — Если вы тут решили соснуть, то выбрали неподходящее место и час, господин майор.

— Дайте-ка руку, — сказал мужчина и протянул широкую загорелую ладонь с длинными пальцами и грязными ногтями.

Офицерик помог ему подняться.

— Спасибо, — буркнул человек и сделал на растопыренных ногах два шага.

Он намеревался сделать еще и третий, но покачнулся и, если б не офицерик, наверняка упал бы. Провел рукой по лицу, тело его свела судорога, затрещали кости. Он сердито вырвал локоть из рук адъютанта и, схватившись руками за голову, постоял так некоторое время, потом задрал полы шинели и осмотрел ноги и живот. Попросил офицерика, чтоб тот взглянул на спину.

— Ни малейших следов крови, господин майор! — воскликнул офицер достаточно громко, чтоб его мог услышать генерал в автомобиле, и вполголоса добавил: — Может, что-то внутри? Вы чувствуете боль?

— Не знаю, — пробурчал человек и шаткой походкой направился к автомобилю. — Майор Рогойский из особого соединения генерала Шкуро.

Старик, не глядя на него, указал головой на разложенное уже откидное сиденье напротив. Адъютант подобрал с земли портсигар, платок и перочинный нож, вскочил в автомобиль и, хлопнув дверцей, так же как и перед этим, вытянутыми вперед пальцами ткнул в широкую спину шофера. Тот выжал сцепление, дал газ, колеса забуксовали на скользкой земле. Автомобиль дернулся, как взбодренный нагайкой конь, и, сползая то влево, то вправо, утопая по спицы в густой жиже, покатился вперед.