Станкевич. Возвращение - [31]

Станкевича собирались похоронить в чем был. Но в последний момент какая-то девочка позарилась на металлический образок Пресвятой Девы, один из тех, что он взял из вещей матери.

Двумя неделями позже, когда свежую могилу присыпало первым снегом, Димка, деревенский дурачок, поставил на ней крест, но ребятишки его повалили. На следующий день он поставил другой, сделанный из трех прутиков, связанных берестой, и тот простоял до самого лета.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

I

— Самое горькое, что может ждать мужчину, — повторил невысокий и коренастый, обращаясь к тому, который сидел в кожаном кресле в углу комнаты. Сказано это было в тот момент, когда темно-зеленый автомобиль бесшумно затормозил перед домом.

В дверях появился молодой человек и, обведя взглядом комнату, заваленную книгами, которые громоздились кипами до потолка, валялись грудами на полу, сказал не слишком громко, но достаточно уверенно, зная, как видно, что его приезда ждут:

— Рогойский!

Произнес спокойно, с легким оттенком превосходства, что при иных обстоятельствах было б, может, незаметно вообще, а сейчас осталось незамеченным, поскольку у тех двоих не было повода вслушиваться в интонацию, вроде естественную, таящую лишь намек на дерзость.

Один из двоих, еле различимый по причине опущенных штор (возможно, именно поэтому в фамилии «Рогойский» слышался также вопрос), подошел к молодому человеку, не вынимая рук из карманов и подавшись массивной головой вперед, сказал:

— Слушаю вас.

Слова его напоминали отрывистый лай. Если вопрос прибывшего казался вежливым, даже изысканным, то в ответе прозвучали лишь раздражение и неприязнь.

Мужчина в кресле шевельнулся в своем углу, видимо пытаясь встать, но коренастый махнул рукой, чтоб не поднимался.

В комнате стоял запах лежалой бумаги и дорогого табака. Был еще некий неуловимый душок, людям с тонким обонянием и склонностью к анализу он сказал бы, что комната долго была необитаемой и что прежде здесь жил одинокий мужчина.

— Ну так что? — спросил тот, чью фамилию назвали, проведя рукой по мускулистой, темной от загара груди, которую прикрывала кое-как застегнутая и небрежно заправленная в брюки рубаха.

Прибывший стоял, чуть выпятив живот и откинув назад плечи, как стоят очень высокие худые люди. Он посмотрел в угол, словно желая пробиться взглядом сквозь полумрак, столь привлекательный и желанный в этот знойный день и, возможно, даже обещающий нечто вроде прохлады.

— Нам нужно поговорить с глазу на глаз, — бросил он, взглянув на мужчину в кресле.

Но тот, к кому это было обращено, стоял уже к гостю спиной. Их разделял широкий стол, на котором валялись бритвенные приборы и белое льняное полотенце с полоской запекшейся крови.

Резким движением Рогойский распахнул дверцу лежащего на полу и оттого похожего на дорожный саквояж шкафчика, извлек оттуда бутылку водки, выдернул пробку, сделал несколько глотков из горлышка и показал бутылку своему компаньону, тот лишь помотал головой, и тогда, держа бутылку в одной и пробку в другой руке, хозяин повернулся к молодому человеку, который стоял все на том же месте в двух шагах от двери, и тряхнул бутылкой. Молодой человек скривил в улыбке лицо, выпятив губы с полоской хилых усиков под носом. Ни капли замешательства, вновь чувство превосходства, и коренастый у стола, конечно же, это заметил, он пожал плечами и удовлетворенно поглядел на того в кресле, давая понять взглядом свое отрицательное отношение к визиту. И даже казалось, это привело его в хорошее расположение духа, как бывает, когда обворованного радует известие, что в такое же время и при подобных обстоятельствах был обворован еще кто-то другой; он швырнул бутылку обратно в шкафчик, выстланный, надо полагать, чем-то мягким, потому что звука от падения не последовало, и спросил вновь, но не поворачиваясь к гостю:

— Ну так что?

Мужчина в кресле поднял голову, посмотрел на молодого человека у двери, взмахнул рукой, давая понять, что вопрос обращен к нему.

Молодой человек переступил с ноги на ногу и откинул голову назад, отчего вместе с бедрами подался еще более вперед, а фигура приняла форму вопросительного знака. После чего изрек:

— Я уже сказал: разговаривать мы должны без свидетелей, — и, поглядев на мужчину в кресле, улыбнулся, как бы намекая, что весьма сожалеет об этом.

Человек в углу встал и вышел из комнаты. Хозяин не пытался на этот раз вмешаться. Сквозь штору, прикрывающую открытое окно, долетали отголоски городской жизни, трамвайные звонки и пыхтение парохода на реке.

— Ну ладно, — буркнул мужчина в расстегнутой рубахе, вновь засовывая руки в карманы. — Не буду притворяться: ваш приезд для меня полная неожиданность.

Молодой человек сделал несколько шагов и, положив на стол черную элегантную папку, оглядел комнату, он, видимо, пытался найти в полутьме стул, на который можно было бы сесть, но, не обнаружив его, а может, решив, что большой нужды в этом нет, оперся обеими руками о коричневую столешницу и сказал:

— Если вы, майор Рогойский, не возражаете, я перейду к сути.

— Только этого и жду, — буркнул Рогойский.

Молодой человек, слегка наклонив голову и не глядя на собеседника, чуть растягивая слова, начал тихим голосом, каким говорят о делах абсолютно безразличных для говорящего: