Станиславский - [149]

Меньше всего публика знает наше искусство. В музыке они судят осторожнее. Может быть, потому, что они ежедневно видят, как их дети долбят гаммы или выводят линии по указке учителя-художника. Из этих примеров публика заключает, что для того, чтобы быть музыкантом или художником, надо чему-то учиться, что-то знать. Наших работ, которые проходят или в уединении, или на репетиции, куда никого не пускают, она не знает и потому думает, что их нет. Если есть талант — крой, нет — ничего не выйдет.

Что публика? Мало ли артистов, которые так думают. Таких артистов подавляющее большинство. А критики? Разве не то же самое?

Кто из этих олимпийцев бывал на репетициях, изучил психологию творчества, учился драматическому искусству, о котором он призван судить? Знакомство с литературой, несколько опытов никуда не годных в случайных любительских спектаклях, два-три просмотра репетиций в настоящем театре, несколько книг об искусстве (есть обрывки мыслей, но ничего систематического), бойкое перо — критик готов.

Нагляднее всего видишь невежество критики и публики на простых репетициях. Где опытный глаз и чувство догадываются, что выйдет из творчества и чего не хватает, — на этих репетициях профаны ведут себя совершенно так же, как и на спектаклях. Если интересно — хвалят, если скучно — предсказывают с апломбом провал и критикуют то, что понятно всем без критики, часто хвалят то банальное, в изгнании чего и состоит репетиция. Особенно забавно их удивление, когда они увидят спектакль в законченном виде: «Какие успехи!» Мы улыбаемся, так как знаем причину успеха. Тогда актер не играл и говорил по суфлеру — теперь он живет, и суфлер молчит. Это огромная разница.

Более скромные стушевываются на репетиции и скучают или забавляются видом актеров вблизи. Чтоб оправдать свое невежество, в котором никто еще не сознался, они разводят руками и непременно отвечают: «Конечно, я не специалист, и потому я не могу еще судить об целом по репетиции. Вам виднее». И в этой скромной фразе {385} звучит, что я, мол, судить могу, но по спектаклю, а не по репетиции. Это лишь половинное сознание невежества. Настоящего ответа: «Я профан и ничего в этом искусстве не понимаю» — я не слыхал ни разу в моей жизни.

Жаль, что так мало знакомят общество с нашим искусством. Это необходимо, так как зритель — это третий творец в нашем искусстве.

Нередко люди больше любят свои недостатки, чем достоинства.

Эта странность особенно проявляется у актера. Скажите, например, сентиментальной актрисе, что она некультурна, неталантлива, неискренна, — все это она выслушает скрепя сердце; но попробуйте заикнуться о том, что она сентиментальна и минодирует[22], — вы наткнетесь на такое упрямство и отстаивание этого недостатка, что скоро откажетесь от всех ваших слов, чтобы не нажить себе смертельного врага. Это происходит иногда потому (в редких случаях), что актер сам сознает свою болячку и не может от нее отделаться. Всякое напоминание об его недуге так же действует на него, как насмешка над горбом на горбатого.

Иногда это происходит от лени и слабой воли. Актер сознает свой недостаток, знает, что необходимо от него отделаться, но, сознавая весь объем труда и энергии, которую надо положить на эту работу, он злится от одного напоминания, нарушающего его покой. Попробуйте в веселую минуту напомнить о неприготовленных уроках ленивому ученику.

Еще чаще это происходит от плохого вкуса или непонимания своих данных или требований сцены, искусства и хорошей части публики. Недостатки нравятся, а достоинства находятся в пренебрежении.

Часто сентиментальничают и от желания молодиться, и это тоже признак дурного вкуса.

Большое невежество — получить от меня просьбу или письмо о том, что нужно сделать, и ничего не ответить. Пусть говорят: да, я сделаю; или — нет, не сделаю. Тогда я буду знать, чего держаться. Если же молчат, то я думаю, что делают; а письмо разорвано или потеряно.

Это еще труднее: меня все боятся расстроить и все опекают, как безумного гения. Не желаю. Пусть не жалеют и говорят вовремя.

Для опеки я стар.

{259} Заметки после сезона 1904/05 года

Задачи режиссера:

1. Творческие (над самим произведением).

2. Посреднические (между автором и актером). Творческие распадаются на разные пункты. Не могу еще формулировать их понятно и элементарно. Посреднические распадаются на:

а) вызвать творчество актера, декоратора и других;

б) понять и оценить это творчество;

в) уложить каждое отдельное творчеству в одно общее создание (создание гармонии);

г) помочь дойти до публики в ясной и определенной форме как отдельных творчеств, так и всей суммы их.

Оживлять наклеенные волосы, обращаться как с живыми.

Градации темперамента. Отношение форте к пиано (Тартини).

Как выделять реплики (1-я сцена 1-го акта «Привидений»). Вишневский читает и выделяет реплики голосом, громко, а надо на деловом интересе, интонацией.

Актер должен приучать себя к тому, что сцена — это место особенное, священное. По привычке и установившемуся обычаю мы входим в алтарь с каким-то почтением, кто по своей вере и религиозности, другие — по чувству уважения к чужому религиозному чувству. Та же привычка и уважение к сцене должна быть усвоена и актером. Переходя ее порог, он должен инстинктивно подтянуться, он должен быть другим человеком на сцене и за ее {260} порогом. Пусть ему при входе на сцену захочется тише говорить, ходить на цыпочках и держаться приличнее, избегать шуток, пошлости.