Станислав Ежи Лец как мастер дешевых хохм не для дела - [3]
Из Станислава Ежи Леца («Непричёсанные мысли», «вершина творчества») — с моими более-менее причёсанными комментариями:
«Никогда не отворяй дверь тем, кто отворяет ее и без твоего разрешения.»
Так они же эту дверь отворяют САМИ. А потом входят. Правильнее было бы «Выталкивай за свою дверь тех, кто отворяют её без твоего разрешения», но тогда бы не было противопоставления «отворяй — отворяет».
«Ошибка становится ошибкой, когда рождается как истина.»
А разве бывают ошибки, рождающиеся как ошибки, а не как «отличные идеи»?
«Воскреснуть могут лишь мертвые. Живым труднее.»
Наоборот. Потому что у живых есть возможность управлять процессом. Сначала обеспечь себе «бессмертие», потом только умирай.
«Окно в мир можно закрыть газетой.»
Окно в мир можно закрыть много чем, и газета в этом отношении не является особенно эффективным средством.
«Свободу нельзя симулировать.»
Это жарить свободу нельзя, а симулировать можно: не хоти того, чего не разрешают, — вот тебе и готовая свобода.
«Иногда легче присудить премию, чем признать правоту.»
Правота, которую можно нейтрализовать премией, мало чего стоит.
«Страшное дело — плыть против течения в мутной воде.»
Делится опытом. Аналогия неудачная: в «мутной воде» обычно власти дезориентированы и плавать особо не мешают, а в «немутной» они тебя быстро делают «врагом народа». Или он имел в виду плавание в прямом смысле?
«Беззубым многое легче выговаривать.»
Проверял? Лично я проверять не собираюсь.
«Не следует извлекать выводы из грязи.»
А почему?
«Розы пахнут профессионально.»
Ну и к чему это? (Вопрос, который уместен в отношении большинства лецевых хохм.)
«Если заявить: „Святых нет!“, обидятся даже атеисты.»
И только скептики, как обычно, пожмут плечами.
«И на колебания надо решиться.»
Это смотря кому и по какому поводу. Я бы сказал так: иногда в колебаниях бывает больше ума и достоинства, чем в решениях.
«Выкорчевывайте корни зла, они зачастую питательны и вкусны.»
С такими хохмами можно нарваться на характеристику «еврейский деструктор».
«Снился мне Фрейд. Что бы это значило?»
Это значит раскручивание «своих». Представителям нордической расы снился бы Ницше.
«Когда деспоты обращаются к террору, можно спать спокойно: тут уж будет без обмана.»
Не так. Терроризировать можно очень по-разному. И разве бывают деспоты без террора?
«Если настоящий шут смеется над настоящим шутом, значит один из них не настоящий.»
Не буду делать вид, что понял.
«Сатира никогда не пройдет по конкурсу: в жюри сидят ее объекты.»
Неправда: отлично проходит, если в жюри сидят объекты сатиры другого государства или хотя бы другого политического направления. Хихиканием развалили СССР.
«Съесть врага живьем — это еще ничего, труднее не оставить за ним последнее слово.»
Съешь его — вот и не оставишь. Есть ведь такая хохма: отсутствующий всегда неправ.
Чем ниже падаешь, тем меньше болит.
Когда раздолбаешься насмерть, тогда, конечно, болеть не будет.
«Вначале было Слово. Только потом наступило Молчание.»
Да знаю я уже, что Лец — еврей, и без этих частых отсылок к Библии.
«Не говори глупостей — враг подслушивает!»
Говори глупости — враг подслушивает!
«Человек — побочный продукт любви.»
Точнее: побочный продукт стремления к удовольствию.
«Часто крыша над головой мешает людям расти.»
Но ещё чаще мешает людям расти всё-таки отсутствие крыши над головой. Я имею в виду не «поехавшую крышу», а жилищную неустроенность, отнимающую силы и средства.
«Об эпохе больше говорят те слова, которых не употребляют, чем те, которыми злоупотребляют.»
Не сказал бы. Даже если он имел в виду матерщину.
«Есть ли идеалы хотя бы у тех, кто отобрал их у других?»
Заболтался. Идеалы повреждаются в процессе их отъятия? Или отбирается то, что принимается за идеалы ошибочно? Много чего у человеков не хватает, но всяких дурацких идеалов — полно.
«Помни: если позицию нельзя защитить, ее можно занять.»
И что там делать потом? Тоже мне майор!
«Бывают времена, когда философ на смертном одре может заявить: „К счастью, я остался непонятым!“»
Ну не бывают они, а всегда такие — для действительных философов. Кое-кого из действительных философов на смертный одр, правда, укладывают насильно.
«Если все военные министерства называются министерствами обороны, интересно, кто же тогда начинает войны?»
Какой дурак ему дал звание майора?! Лучшей формой обороны зачастую является нападение. И Лец это наверняка знает (сам якобы убил немца лопатой, когда тот его вёл расстреливать). Но ради дешёвого парадокса он беспардонно выдаёт свою чушь.
«Все кандалы мира составляют одну цепь.»
Отнюдь нет. Две цепи как минимум: цепь на тех, кого и надо держать подальше от общества, и цепь на тех, кто слишком щепетильны, чтобы подпирать свои умопостроения хохмами типа лецевых.
«Мудрость всегда в избытке. Ведь ей мало кто пользуется.»
Это он о своей, что ли? Тогда, конечно, и в самом деле «мало кто». И мне это не понятно. Может быть, это обусловливается конкуренцией со стороны других хохмеров.
«Самые богатые на свете — евреи. Потому что они за всё расплачиваются.»
Расплачиваются за всё СВОЁ или за всё вообще? Такую хохму лучше оставлять для внутриеврейскго применения, потому что другие ведь не оценят. К примеру, во Второй Мировой войне погибло, помимо евреев, ещё более 40 млн. человек. Они за что-то расплачивались или это было неизбежно так или иначе?
Дураковедческое эссе. Апология глупости. Тоскливо-мрачная картина незавидного положения умников. Диагнозы. Рецепты. Таблетки.
Книга ориентирована не только на представителей специальных служб, но также на сотрудников информационно-аналитических подразделений предприятий и политических организаций, на журналистов, социологов, научных работников. Она может быть полезной для любого, кто из любопытства или с практической целью желает разобраться в технологиях аналитической работы или просто лучше понять, как устроены человек и общество. Многочисленные выдержки из древних и новых авторов делают ее приятным экскурсом в миp сложных интеллектуальных технологий.
Да, Лев Толстой был антинаучник, и это его характеризует очень положительно. Но его антинаучность обосновывалась лишь малополезностью науки в части построения эффективной моральной системы, эффективной социальной организации, а также в части ответа на вопрос, ЧТО считать эффективным.
Эрнест Миллер Хемингуэй (1899–1961) — американский свихнутый писатель, стиль которого якобы «значительно повлиял на литературу XX века».
Как находить время для приятного и полезного. Как выжимать побольше из своих скудных возможностей. Как сделать лень своим жизненным стилем и поднять ее до ранга философской позиции. Попытка систематизации, осмысления и развития лентяйства. Краткое пособие для людей, ищущих свободы и покоя. Куча очевидных вещей, которые для кого-то могут оказаться долгожданным счастливым открытием. Может быть, некоторые мысли, высказанные в этой книге, вовсе не блещут значительностью и новизной, зато они наверняка отличаются хотя бы полезностью.
Выбор поприща, женитьба, устройство на работу, плетение интриг, заведение друзей и врагов, предпринимательство, ораторство, политическая деятельность, писательство, научная работа, совершение подвигов и другие аспекты извечно волнующей многих проблемы социального роста рассматриваются содержательно, иронично, по-новому, но со ссылками на древних авторов.
«…Это решительно лучшее из всех «драматических представлений» г-на Полевого, ибо в нем отразилось человеческое чувство, навеянное думою о жизни; а между тем г. Полевой написал его без всяких претензий, как безделку, которая не стоила ему труда и которую прочтут – хорошо, не прочтут – так и быть!…».
«…Не знаем, право, каковы английский и немецкие водвили, но знаем, что русские решительно ни на что не похожи. Это какие-то космополиты, без отечества и языка, какие-то тени без образа, клетушки и сарайчики (замками грешно их назвать), построенные из ничего на воздухе. В них редко встретите какое-нибудь подобие здравого смысла, об остроте и игре ума и слов лучше и не говорить. Место действия всегда в России, действующие лица помечены русскими именами; но ни русской жизни, ни русского общества, ни русских людей вы тут не узнаете и не увидите…».
«…К числу особенных достоинств статей, помещаемых в этом издании, должно отнести их совершенную соответственность и верность идее и цели: так, например, «Уральский казак» – это не повесть и не рассуждение о том, о сем, а очерк, и притом мастерски написанный, который в журнале не заменил бы собою повести, а в «Наших» читается, как повесть, имеющая все достоинство фактической достоверности…».
«Во все времена человеческой жизни, с тех пор как люди себя помнят, были войны. Войны, с тех пор как существуют государства, начинались правительствами, а кончались – борьбой сословий; бедные принимались бороться с богатыми. Богатые противились и не хотели уступать. Тогда начинались народные движения; более долгие и более мирные движения называются реформациями, а более короткие и более кровавые – революциями…».
«Характерно для Левитова, что бытописатель, прикованный к месту и моменту, постоянно видя пред собою какое-то серое сукно жизни, грубость и безобразие, пьяные толпы России, крестьянскую нужду и пролетариат городской, он в то же время способен от этой удручающей действительности уноситься далеко в свою мечту – и она, целомудренная, поэтическая, сентиментальная, еще резче оттеняет всю тьму и нелепицу реальной прозы. В нем глубоко сочетаются реалист и романтик…».
историк искусства и литературы, музыкальный и художественный критик и археолог.
Михаил Афанасьевич Булгаков (1891–1940) в русской литературе — из самых-самых. Он разнообразен, занимателен, очень культурен и блестящ. В меру антисоветчик. Зрелый Булгаков был ни за советскую власть, ни против неё: он как бы обитал в другой, неполитической плоскости и принимал эту власть как местами довольно неприятную данность.
Василий Макарович Шукшин (1929–1974) — харизматическая фигура в советском кинематографе и советской литературе. О Шукшине говорят исключительно с пиететом, в крайнем случае не интересуются им вовсе.
Я полагаю, что Сталина в Чехове привлёк, среди прочего, мизантропизм. Правда, Чехов — мизантроп не мировоззренческий, а только настроенческий, но Сталин ведь тоже был больше настроенческий мизантроп, а в минуты благорасположения духа хотел обнять всё человечество и вовлечь его в сферу влияния российской коммунистической империи.