Станислав Ежи Лец как мастер дешевых хохм не для дела - [2]

Шрифт
Интервал

«Станислав Ежи Лец — писатель и философ, чьи афоризмы, едкие, язвительные шутки давно уже получили всемирную известность. „Непричесанные мысли“ — вершина творчества польского классика. Мир Леца — жестокий театр марионеток: здесь властвуют лжесвобода, глупость и преступление. И единственная защита от этой мировой глупости и пошлости — смех. Всем тем, кто не чужд парадоксальному взгляду на мир и старается мыслить свободно и независимо, рекомендуется к обязательному прочтению.»

Парадоксальный взгляд на мир — это взгляд абсурдистский. Абсурдист упивается парадоксами, тогда как нормальный думальщик просто имеет с ними дело.

Совсем уж восторженная характеристика:

«Время не часто дарит землян такими шедеврами и появлением столь уникального философа-сатирика как Станислав Ежи Лец. Его „Непричесанные мысли“ — подлинно неиссякаемый источник радости и веры в непобедимость светлого начала. К тому же необычная книга Леца — не просто новое слово в искусстве афоризма. Ведь почти каждая из крылатых мыслей Леца, выраженная в одной или нескольких строках, — сгусток феноменальных умозаключений. Уникальное противоядие в борьбе со страхом, ненавистью и подавлением человеческой мысли, насаждаемое всевозможными тоталитарными режимами. Остроумное и действенное оружие против национализма всех мастей, равно как и любой милитаристской демагогии.» «Миниатюрная книжица „Непричесанных мыслей“ с поразительной быстротой переводится на многие языки мира. Мыслями Леца зачитываются в Англии и в США, в Италии и Франции, в Швейцарии и ФРГ. Очарование и мудрость „Непричесанных мыслей“ в том, что они не претендуют на истины последних инстанций, а с фантастической легкостью увлекают домысливать, сопоставлять, ассоциировать, сравнивая прошлое с настоящим и будущим. Парадоксально-лучистые мысли Леца цитируют дипломаты и политики с трибуны ООН, произносят со сцены, во множестве театральных постановок. Крылатые выражения не сходят с уст студенческой молодежи.» (Александр Кузнецов)

Дипломаты и политики с трибуны ООН цитируют «парадоксально-лучистые мысли Леца», потому что этими «мыслями» удобно ОХМУРЯТЬ оппонентов.

* * *

(Начало раздвоения личности.)

— Вот… Лец… фигня какая-то…

— Не нравится — так не читай! Только и всего. Зачем тратить время ещё и на его «критику»?

— А как же месть за своё разочарование?!

— (снисходительно) И кому месть-то? Международному еврейству, что ли?

— Абсурдистам! Гнилой интеллигенции!

— Даже так… А что ты надеялся у Леца отыскать?

— Да хоть что-нибудь. О понимании эпохи там, к примеру…

— Ну ты дурак, дружище!

— ???!!!

— Об эпохе надо судить по нему самому, если сможешь. А если не сможешь, то чем ты лучше его?

* * *

Гонорары у Леца, возможно были и высокие, а вот хохмы — дешёвые. Хохмы Леца дешёвые, потому что пребывают на уровне расхожей мудрости: за ними не видится большой умственной работы над постижением принципов (или хотя бы нюансов) бытия.

Может, Лец что-то толковое где-то и написал, но к людям суются в первую очередь с его «непричёсанными мыслями» (давно уже причесать могли!). Абсурдность «Непричёсанных мыслей» — уже в их непричёсанности. От их чтения развивается «непричёсанность» мыслей и у читателей Леца. Иными словами — поверхностное фрагментарное мышление, не нацеленное на достижение практически значимых результатов. А ещё эти читатели начинают чрезмерно остроумничать. А это всегда в ущерб содержанию. А с ним и без этого всегда сложности. Лец отнимает у людей время, которое они могли бы тратить на трудное чтение Ницше и Шопенгауэра.

Есть достаточные основания, чтобы утверждать, что австрийский барон майор польской службы Ежи Лец — хохмач, мастер особо малых литературных форм, борец против государственного насилия и глупости, наследственный эксцентрик и пр. — есть тонкий разрушитель мышления, пусть и ненамеренный.

Справедливости ради надо отметить, что Станислав Ежи Лец, хоть и сильно приабсуржен, всё же не являет собой такое ужасное чудовище, как, например, известный русский отщепенец Даниил Хармс.

* * *

Вот ведь как получается: иного хоть крести, хоть титул барона ему дай, хоть звание майора, а еврейский склад ума у него всё равно будет себя проявлять. Сложно всё это. Впрочем, Лец честно пытался найти себя в Израиле. Но не нашёл. От одних отстал, к другим не пристал. Если бы он считался польскоязычным ЕВРЕЙСКИМ писателем, это был бы совсем другой, приемлемый соус. А когда его подносят как «польского сатирика и т. п.», он выглядит странно: по мозгам он всё-таки не поляк.

* * *

Особо малые литературные формы — отличный способ расползания по чужим произведениям, так что можно удивляться тому, что Лец не в каждой интеллигентской бочке затычка, а некоторые образованцы даже не знают о его творчестве. Причина — не в том, что он (был) неудобен в политическом отношении, или неприемлем для кого-то как «ещё один еврей» в литературе, или что он слишком блестящ и оттеняет иное убожество, а в том, что он очень даже поверхностен и, как большинство юмористов-сатириков, приносит содержание в жертву форме.

В особо малых формах заведомо не развернёшься с выражением чего-то существенно нового, сложного, нуждающегося в пояснениях, а значит, эти формы подходят лишь для изложения каких-то более-менее устоявшихся (пусть и в нешироких кругах) взглядов и простеньких идеек.


Еще от автора Александр Владимирович Бурьяк
Особо писателистый писатель Эрнест Хемингуэй

Эрнест Миллер Хемингуэй (1899–1961) — американский свихнутый писатель, стиль которого якобы «значительно повлиял на литературу XX века».


Аналитическая разведка

Книга ориентирована не только на представителей специальных служб, но также на сотрудников информационно-аналитических подразделений предприятий и политических организаций, на журналистов, социологов, научных работников. Она может быть полезной для любого, кто из любопытства или с практической целью желает разобраться в технологиях аналитической работы или просто лучше понять, как устроены человек и общество. Многочисленные выдержки из древних и новых авторов делают ее приятным экскурсом в миp сложных интеллектуальных технологий.


Искусство выживания: безопасность в жилище, на улице, в транспортном средстве, в лесу и т. п.

Книга в систематизированной форме излагает способы защиты от различных вредных факторов. Даются существенные и выверенные рекомендации, для реализации которых не требуется каких-либо особых качеств, усилий, средств. Рассматриваются различные трудности, с которыми может столкнуться каждый. Приводятся необходимые сведения по медицине, технике безопасности, пожарной тактике, биологии, физиологии человека и т. д. Книга предназначена для всех, кто хочет добиться многого, не слишком рискуя, или хотя бы жить спокойно и долго.


Технология карьеры

Выбор поприща, женитьба, устройство на работу, плетение интриг, заведение друзей и врагов, предпринимательство, ораторство, политическая деятельность, писательство, научная работа, совершение подвигов и другие аспекты извечно волнующей многих проблемы социального роста рассматриваются содержательно, иронично, по-новому, но со ссылками на древних авторов.


Мир дураков

Дураковедческое эссе. Апология глупости. Тоскливо-мрачная картина незавидного положения умников. Диагнозы. Рецепты. Таблетки.


Искусство сбережения сил (версия без ёфикации)

Как находить время для приятного и полезного. Как выжимать побольше из своих скудных возможностей. Как сделать лень своим жизненным стилем и поднять ее до ранга философской позиции. Попытка систематизации, осмысления и развития лентяйства. Краткое пособие для людей, ищущих свободы и покоя. Куча очевидных вещей, которые для кого-то могут оказаться долгожданным счастливым открытием. Может быть, некоторые мысли, высказанные в этой книге, вовсе не блещут значительностью и новизной, зато они наверняка отличаются хотя бы полезностью.


Рекомендуем почитать
Жюль Верн — историк географии

В этом предисловии к 23-му тому Собрания сочинений Жюля Верна автор рассказывает об истории создания Жюлем Верном большого научно-популярного труда "История великих путешествий и великих путешественников".


Доброжелательный ответ

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


От Ибсена к Стриндбергу

«Маленький норвежский городок. 3000 жителей. Разговаривают все о коммерции. Везде щелкают счеты – кроме тех мест, где нечего считать и не о чем разговаривать; зато там также нечего есть. Иногда, пожалуй, читают Библию. Остальные занятия считаются неприличными; да вряд ли там кто и знает, что у людей бывают другие занятия…».


О репертуаре коммунальных и государственных театров

«В Народном Доме, ставшем театром Петербургской Коммуны, за лето не изменилось ничего, сравнительно с прошлым годом. Так же чувствуется, что та разноликая масса публики, среди которой есть, несомненно, не только мелкая буржуазия, но и настоящие пролетарии, считает это место своим и привыкла наводнять просторное помещение и сад; сцена Народного Дома удовлетворяет вкусам большинства…».


«Человеку может надоесть все, кроме творчества...»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Киберы будут, но подумаем лучше о человеке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Василий Шукшин как латентный абсурдист, которого однажды прорвало

Василий Макарович Шукшин (1929–1974) — харизматическая фигура в советском кинематографе и советской литературе. О Шукшине говорят исключительно с пиететом, в крайнем случае не интересуются им вовсе.


Лев Толстой, или Русская глыба на пути морального прогресса

Да, Лев Толстой был антинаучник, и это его характеризует очень положительно. Но его антинаучность обосновывалась лишь малополезностью науки в части построения эффективной моральной системы, эффективной социальной организации, а также в части ответа на вопрос, ЧТО считать эффективным.


Михаил Булгаков как жертва «жилищного вопроса»

Михаил Афанасьевич Булгаков (1891–1940) в русской литературе — из самых-самых. Он разнообразен, занимателен, очень культурен и блестящ. В меру антисоветчик. Зрелый Булгаков был ни за советскую власть, ни против неё: он как бы обитал в другой, неполитической плоскости и принимал эту власть как местами довольно неприятную данность.


Антон Чехов как оппонент гнилой российской интеллигенции

Я полагаю, что Сталина в Чехове привлёк, среди прочего, мизантропизм. Правда, Чехов — мизантроп не мировоззренческий, а только настроенческий, но Сталин ведь тоже был больше настроенческий мизантроп, а в минуты благорасположения духа хотел обнять всё человечество и вовлечь его в сферу влияния российской коммунистической империи.