Стальной шквал - [52]

— Всыпали им все-таки! — радовался Ниеминен.

Койвисто сухо усмехнулся:

— Дело еще только начинается. По-моему, их вылазка была только пробная. Разведка боем… Айда, ребята, в землянку, в укрытие! Сейчас тут снова начнется молотьба. Испытание выдержки!

Когда все ушли, Кауппинен спросил, что было с первым орудием. Фельдфебель, помолчав, сказал сдавленным голосом:

— Прямое попадание. Сразу погибли наводчик и заряжающий. Двоих ранило.

— Из новых ребят погиб кто-нибудь? — спросил Ниеминен.

— Кивиниеми и…

Взводный не договорил, потому что с той стороны снова донесся могучий грохот, и Кауппинен закричал:

— Гектарная пушка! Скорее в укрытие! Ложись!..

В воздухе грохотало и свистело, как будто над головами мчался скорый поезд. От взрывов заколебалась земля.

* * *

Саломэки и Куусисто забились в щели, наспех вырытые лишь сегодня утром во дворе КП дивизиона. Здесь тоже стоял непрерывный гул и грохот, хотя особенной опасности пока не было. Самолеты-штурмовики били, главным образом, по дорогам и артиллерийским позициям. Но и тут парни натерпелись страха: в двух шагах от них находился склад боеприпасов. «Если туда угодит, мы все взлетим на воздух!»

Саломэки накануне вечером вернулся из отпуска свирепый, точно геральдический лев. «Я этого Хейно убью! Пристрелю, как крысу!»

Когда он приехал в село, то сразу отправился на мельницу, где работала девушка, с которой он познакомился по переписке. В конторе дверь ему открыла старушка уборщица, и когда он спросил ее о своей «Эмми», она вдруг несказанно обрадовалась и разахалась: «Ах, ах! Это ты, мой миленький! Ах! Я тебя так ждала, так ждала!..»

Тогда Саломэки все стало ясно, и он пустился наутек от сумасшедшей старухи! Вот тебе и мука для лепешек, и «красавица Эмми», которую так расписывал ему Хейно. К счастью, встретилась потом и другая, помоложе, так что отпуск, в общем-то, прошел неплохо. «Ко все равно я этого бродягу Хейно еще проучу! Я ему отомщу!»

Штурмовики снова приближались, и Саломэки забился поглубже в щель. «Ах, святая Сюльви, только бы не попали в этот пороховой погреб!»

У Куусисто от страха все мысли смешались в голове. Он лежал ничком на дне земляной щели и, как в бреду, повторял обрывок молитвы:

— …господи, помилуй и спаси! господи, помилуй и спаси!..

Еще вчера вечером Куусисто чувствовал себя героем, ведь он ехал в отпуск с передовой — было чем похвастать! Но утром, когда вдруг налетели штурмовики и все отпуска отменили, его геройство как рукой сняло..

Самолеты давно промчались, а Куусисто все лежал, оцепенев, в своем укрытии, не в силах шевельнуться. Саломэки заметил его и усмехнулся. Подойдя ближе, он вздохнул полной грудью и крикнул:

— Руки вверх!!

Вся финская армия знала эту русскую команду. Куусисто вскочил, выпучив глаза, и, только увидав Саломэки, понял, что это была лишь злая насмешка. Он пришел в ярость:

— С-сатана, я убью тебя!

Он вскинул было винтовку наперевес, но тут заметил приближающегося командира дивизиона. Оба встали навытяжку.

— Вольно, — сказал Суокас. — Отправляйтесь к себе на батарею. Связь оборвана. Прикажите фельдфебелю Койвисто явиться ко мне. Сами останетесь у орудия.

По дороге мчались санитарные машины. По кюветам брели раненые. Капитан крикнул:

— Солдаты, из какой части?

— Из особого взвода покорителей Ленинграда! — насмешливо крикнул кто-то, добавив ругательство.

Соукас побагровел, он хотел остановить и арестовать зубоскала, но потом все же сдержался.

— С передовой идете? — спросил он,

— Оттуда.

— Ну, как там? Атакует?

— Да ему и атаковать не надо, просто идет себе, да и все. Наш брат, финский парень, похоронен в своих. окопах.

Капитан махнул рукой и вернулся к Саломэки и Куусисто.

— Если вы не найдете своего орудия на прежнем месте, оно должно быть у противотанкового рва. Отправляйтесь.

В это время с проезжавшей машины соскочил Хейно и подбежал к капитану Суокасу:

— Фельдфебель послал такие приветы, что надо бы, дескать, хоть какой ни то грузовик, потому как тягач пошел ни за понюшку табаку.

— Что? — изумился капитан. — Новый тягач! Значит, он не был укрыт как следует. А где же водитель? Немедленно подать его сюда!

— Невозможно. Мы нашли от него одну ногу.

Капитана как будто передернуло, но он продолжал свое:

— Ну а сержант, командир орудия! Он мне ответит…

— Ему снесло затылок, — перебил Хейно и вынул из кармана часы и бумажник сержанта. Почему-то ему доставляло удовольствие видеть растерянность капитана. Столь же охотно он подал капитану и вещи Халме. — Вот это осталось от Халме. Ему оторвало всю голову напрочь. На первом орудии многих убило, а от самой пушки мокрого места не осталось. Остатки орудийного расчета добираются сюда на своем тягаче.

Хейно не приветствовал командира как положено, Даже не сказал «господин капитан» и стоял перед ним не по стойке «смирно». Все это делалось с умыслом: Хейно решил «экспериментировать». Капитан Суокас, невидимому, не обращал внимания на все эти формальности, он смотрел куда-то в сторону и кусал губы. Хейно заметил, что у капитана не было орденских ленточек на груди и знаки различия перешли с петлиц на погоны. «Эге, — подумал он, — капитан-то, должно быть, трусит!»