Стальной шквал - [53]

— И еще наши ребята остались там без жратвы, — продолжал он все так же дерзко. — Лошадь там, я видел, лежит, задрав ноги, и котлы с кашей разорваны в клочья. Кучер, наверно, подался в лесную гвардию, нигде поблизости его не видно…

Капитан сверкнул глазами, но в это время его позвали к телефону, и он крикнул уже на ходу:

— Останетесь пока здесь!

— А капитан-то наш содрал ленточки с груди и петлицы спорол, — промолвил Хейно — Улыбка на лице застыла, прежде чем Ладогу льдом прикрыло…

— Это был приказ сверху, — возмущенно воскликнул Куусисто.

— Ну так, стало быть, они там все трясутся от страха, — сказал Хейно — Но что — же мы? Пошли поищем кухню!

Саломэки пошел с ним, а Куусисто решил дождаться капитана. Хейно рассказывал:

— Вдоль дороги, по обочинам столько здоровых драпает! Дезертиры. Все побросали к черту и чешут! Я видел среди них даже одного лейтенанта! Хотел было и сам соскочить с машины и присоединиться к их компании, но не хватило совести. Если бы еще кто-нибудь меня завел, тогда другое дело. Да и неохота, чтоб трусом считали.

Саломэки, смеясь, рассказал про свою шутку над Куусисто. Хейно воодушевился:

— Слушай, давай его разыграем еще крепче! Надо так его напугать, чтобы он в штаны наложил. Ей-богу же, он дерьмо! Строит из себя невесть какого героя, а как только до дела дошло, так первый в кусты.

— А все-таки, знаешь, не все лахтари трусы, — сказал — Саломэки.

— Ну, конечно, может, и среди них найдется храбрый, — согласился Хейно — Вот хоть бы тот же Кауппинен. Он ничего не боится. Но, постой, что я вижу! Он уже собираются драпать?

На пункте питания, под густыми елями, несколько кашеваров. грузили пожитки на машину. Хейно расстроился, опасаясь, что теперь останется без еды. С мрачным видом он подошел к одному из кашеваров.

— Привет! Мы тут с передовой и целый день не жравши. Нельзя ли чего-нибудь порубать?

— Нет. Ступай обратно на передовую, там покормят. Хейно и так ненавидел снабженцев за то, что они мухлевали с солдатскими нормами, но тут он рассвирепел окончательно:

— Накормят, на передовой накормят! Фугасками там кормят! Каша вся на земле!

И он опять с каким-то непонятным для него самого злорадством рассказал о разбитой повозке и закончил язвительно:

— Теперь твоя очередь везти кашу на передовую.

И твое жирное брюхо будет отличной мишенью для соседа!

Снабженец, однако, был так потрясен, что даже не заметил оскорблений, а закричал своим товарищам:

— Лошадь убита, фронтовой обед на земле, Кески — Витикка пропал без вести. Надо бы разузнать. Кто поедет посмотреть?

Саломэки дернул Хейно за рукав:

— Пошли! Тут нам ничего не перепадет!

Навстречу им с криком выбежал Куусисто:

— Скорей! Где вы там квохчете? Тягач отправляется за нашей пушкой, и вас ждут! Капитан ругается!

Возле тягача, однако, капитана не оказалось. В кузове тягача-бронетранспортера сидели незнакомые солдаты. Наверно, это были отпускники, только что вернувшиеся с побывки или возвращенные с полпути. Саломэки и Хейно вскочили в кузов и едва успели сесть рядом с Куусисто, как мотор зарычал и машина тронулась. Водитель выглянул из люка:

— Дайте знать, если появятся самолеты!

С передовой доносился непрерывный грохот канонады. Солдаты прислушивались, угрюмо глядя по сторонам. Тягач-транспортер двигался по дороге, а навстречу, мчались санитарные машины и простые грузовики, полные раненых. Легкораненые шли пешком. Въехали в лес. Вблизи дороги виднелось несколько бараков, и около них много солдат. Очевидно, это был резервный батальон. Вдруг Куусисто крикнул: «Воздух! ИЛы!» — и на ходу выпрыгнул из машины.

Поздно. Кругом уже рвались бомбы. Бараки походили на развороченный муравейник. Люди метались, каждый спешил укрыться. Самолетов было три. Они развернулись и атаковали снова. За бараками гулко забила зенитка. Трассирующие снаряды, казалось, лизали бока крылатых машин. Самолеты, в свою очередь, стали обстреливать зенитку. Они не бомбили ее, так как, очевидно, уже сбросили весь бомбовый груз. Вдруг одна из машин загорелась и упала в лес. Оттуда повалил черными клубами дым. Другой самолет скрылся, а третий поднялся выше и стал описывать широкие круги над зениткой. Никто не выходил из укрытий, потому что самолет мог вновь открыть огонь. Вскоре послышался новый мощный рокот.

— Теперь нам всем крышка! — закричал кто-то, — Три, пять, семь ИЛов!

Самолеты с ревом проносились над самыми верхушками деревьев. Хейно лежал в канаве, чуть ли не на голове у Саломэки, и кричал:

— Бомбы! Пригнись!

Вся окрестность мгновенно стала адом. Зенитка замолкла. Крыша барака взлетела к небу, а по стенам побежали языки пламени. Самолеты все кружили над головой, сбрасывая бомбы и стреляя из пушек.

Саломэки пытался глубже втиснуться в дно канавы, бормоча: «Ой, святая Сюльви, ой, святая Сюльви!..» Хейно навалился на него сверху. Вдруг он чуть не взвыл от ужаса, когда что-то стукнуло его по шее. Оглянувшись, он увидел окровавленную руку. Хейно схватил ее — она была теплая, — и он с содроганием отшвырнул ее прочь:

Куусисто отбежал за большую каменную глыбу и, притаившись в каком-то оцепенении, слушал грохот разрывов. Судорожно съежившись, он стоял на четвереньках и не раз порывался вскочить и бежать без оглядки из этого пекла, но всякий раз самолеты снова пролетали над ним и бомбы рвались опять и опять. От взрывов ломались ветки деревьев, камни сыпались градом. Куусисто закрыл лицо руками. Что-то тяжелое упало рядом. Открыв глаза, он увидел, что это человеческое тело. Голова моталась из стороны в сторону, губы шевелились, в глазах еще была жизнь. Потом рот раскрылся и так застыл