Стальная рапсодия - [61]

Начинался третий день дивизионных тактических учений. Совсем немного времени отделяло нас от выдвижения в район сосредоточения. Беспокоило одно — сумеем ли мы завести двигатели на таком лютом морозе? Вечером мы подготовили все, как и полагалось. Но мороз оставался морозом. Масло застывало и в двигателе, и в системе трансмиссии.

— Может, пора поднимать? — донеслось из соседнего мешка.

Я узнал голос Метелки.

— Еще немного обождем, — ответил я. Честно говоря, мне не хотелось нарушать тишину, столь необычную там, где сосредоточено так много техники.

Прежде чем я сумел насладиться окружающим покоем, предутреннюю тишину разорвал рёв мотора, из последних сил борющегося со снежными сугробами. Затем мотор стих, и тут же раздался голос, оповещающий о прибытии полевой кухни с горячим супом. Через несколько минут все были на ногах.

— Вы торопитесь так, будто уверены, что он на самом деле горячий, — попытался охладить пыл солдат, разбуженных столь приятной новостью, десятник Пехачек.

Солдат, приставленный к полевой кухне, кричал:

— Специальный суп! Приготовлен с учетом погодных условий! Ложка стоит — не падает!

В его голосе слышалось искреннее желание сделать наше вступление в новый день как можно более приятным. Улавливался и оттенок гордости за ту работу, которую выполнили повара, пока мы отдыхали.

Все бросились к котлу. Последним подбежал четарж Метелка.

— Я бы не смог есть, не почистив зубы, — сказал он.

Суп был на самом деле горячим, густым и, естественно, очень аппетитным. Мы даже перестали замечать мороз, который немилосердно обжигал наши лица и руки.

После еды все отправились к своим танкам. Я случайно сошел с тропы и тут же по колено провалился в снег. Ледяной воздух покалывал легкие, щипал в носу, каждое прикосновение к металлу без перчаток грозило неприятными последствиями. Танки были покрыты инеем, который маскировал их лучше любой сети или краски. Я снова забеспокоился, заведутся ли двигатели. Наверное, поэтому мой приказ прозвучал не так решительно, как следовало бы.

Двигатели завелись. Едкий дым, вырывавшийся из выхлопных труб, был гуще обычного, но длилось это недолго. Двигатели быстро нагрелись до нужной температуры. Все шло пока нормально.

Мы выехали из временного парка еще до рассвета. Гусеницы машин глубоко зарывались в снег. Сначала путь наш лежал по равнине. Этот участок мы преодолели легко. Потом начались подъемы и спуски, дорога повернула к лесу. Я знал, что самые опасные места там, где снег прикрывает наледи. Но и холмистую местность, и лес мы прошли довольно спокойно. Потом дорога снова побежала по равнине.

Я напряженно вслушивался в монотонный гул, регистрируя каждый посторонний звук, который мог бы быть сигналом опасности. Пока ничего подозрительного не было.

Поудобнее устроившись на своем месте, я начал размышлять, не упустил ли чего во время подготовки к учениям. Начал с солдат. Значение происходящего им понятно, и все они мечтают отличиться на учениях. Командиры взводов — опытные люди, особенно Метелка — моя правая рука. На командиров экипажей и механиков-водителей можно смело положиться: все, что им было положено знать и уметь, они знают и умеют на «отлично». Я немного подумал и добавил к слову «все» еще одно — «почти»… Для точности. Итак, почти все они знают свое дело на «отлично». Техника замечательная, люди умеют с ней обращаться, что подтвердил недавний длительный марш. Пушки подготовлены идеально, экипажи хорошо натренированы для рытья танковых окопов, достаточно умело пользуются средствами химической защиты. С пополнением запасов горючего и смазочных материалов тоже проблем быть не должно. Не забыты и тренировки по оказанию первой помощи, в том числе и по эвакуации из танков. Словом, подготовлены мы хорошо. Я могу быть спокоен.

Я стал рассматривать пейзаж, открывшийся перед машиной. В районе учений было все — и холмы, и равнины, и различного рода «ловушки». Именно сейчас они становились особенно опасными — из-за погоды. Свистел ледяной ветер. Мороз стоял такой, что казалось, воздух звенит. Утром кто-то посетовал, что таких морозов не помнят в этих краях даже старожилы.

Мы спустились в низинку, такую, каких вполне обоснованно побаиваются и более опытные, чем я, командиры. Дело в том, что эти заболоченные низинки почти не замерзают. Они покрываются лишь тонким хрустящим ледком, на который ни в коем случае нельзя въезжать — под тяжестью танка ледок превращается в кашу, а под ним — об этом даже думать было страшно — болото, хоть и неглубокое.

Для того чтобы в случае необходимости быстро развернуть роту в боевой порядок, я поставил свою машину третьей. Командир взвода Метелка в первом танке демонстрировал филигранную технику. Он умело руководил своим водителем, удачно преодолевая препятствия. Десятник Чадек командовал вторым танком и наверняка решил ни в чем не уступать Метелке. За мной с надлежащими интервалами выстроились остальные машины роты. Взошло солнце. Его лучи, с трудом пробивавшиеся сквозь мглу, окрасили снег в розоватый цвет.

Видимо, Метелку я перехвалил, потому что неожиданно впереди раздался вой двигателей — тот, что так больно бьет в уши танкистов. Первая машина замерла. Все было ясно: Метелка влетел в одну из болотистых низинок. Как ни старался, как ни пытался командир взвода заставить машину продвинуться вперед или назад, ничего не вышло. Чадек по собственной инициативе решил объехать застрявших. Но и он увяз в предательском болоте.