Сталин - [53]

Силы Царицына скоро увеличиваются. Через область Дона пробивается армия Ворошилова, составившаяся из остатков оттесненных и разбитых немцами украинских партизанских отрядов и рабочих Донбасса.

Во главе этой армии — Клим Ворошилов, донецкий слесарь и профессиональный революционер в прошлом. Он выдвинулся, как способный военачальник, в стычках с немцами. Бойцы армии слепо доверяют ему.

В Царицын Ворошилов приводит Сталину 15 000 закаленных бойцов. Из них и из других стекшихся к Царицыну партизанских отрядов создается регулярная 10-я советская армия.

— Во главе со Сталиным, — вспоминает Ворошилов, — создается революционный военный совет, который приступает к организации регулярной армии. Кипучая натура т. Сталина, его энергия и воля сделали то, что вчера еще казалось невозможным. В течение самого короткого времени создаются дивизии, бригады, полки.

Командующим армией Сталин назначает Ворошилова. Он знает и ценит его еще по временам подпольной работы. Они встречались в Баку.

Меняется под тяжелой рукой Сталина вся царицынская жизнь. Все сосредоточивается на вопросах обороны. Подтягиваются, пополняются новыми силами все местные партийные и рабочие организации, обуздывается партизанская вольница. Жизнь всего города охватывается клещами жесткой диктатуры.

«Физиономия Царицына, — пишет Ворошилов, — в короткий срок стала совершенно неузнаваема. Город, в котором еще недавно в садах гремела музыка, где сбежавшаяся буржуазия вместе с белым офицерством открыто толпами бродила по улицам, превращается в красный военный лагерь, где строжайший порядок и воинская дисциплина господствовали надо всем».

«…Город Царицын, — описывает Тарасов-Родионов, — совсем не походил тогда ни жизнью своей, ни своим деловым строгим обличьем на остальные города нашей страны… Размеренная и напряженная рабочая жизнь — с дымом фабрик и гулом заводов. Киношки — взятые под лазареты с белыми флажками Красного Креста. На улицах и на перекрестках красноармейские патрули. А посреди Волги на якоре высоко поднимала из воды свое черное пузо большая баржа, и, косясь на нее, обрюзгший чиновник в полинялой форменной фуражке тревожно шептал старушонкам на берегу:

— Там… Чека!..»

Но это была не сама Чека, а ее плавучая тюрьма. Чека работала в центре города, при штабе. Работала, как рассказывает перешедший впоследствии к белым полковник Носович, «полным темпом». «Не проходило дня без того, чтобы в самых, казалось, надежных и потайных местах не открывались различные заговоры».

В Царицыне была в это время довольно сильная белая организация. Деньги она получала из Москвы, была в связи с Доном, готовила внутреннее выступление в городе.

— К сожалению, — рассказывает Носович, — прибывший из Москвы глава этой организации инженер Алексеев и его два сына были мало знакомы с настоящей обстановкой и благодаря неправильно составленному плану, основанному на привлечении в ряды активно выступающих сербского батальона, бывшего на службе у большевиков при чрезвычайке, организация оказалась раскрытой. Резолюция Сталина была короткая: расстрелять!.. Инженер Алексеев, его два сына, а вместе с ними значительное количество офицеров, частью лишь по подозрению, были схвачены чрезвычайкой и немедленно, без всякого суда, расстреляны.

На черной же барже сидел почти весь присланный Троцким штаб военного округа. В том числе предназначенный в начальники штаба полковник Носович.

Троцкий прислал телеграмму о немедленном их освобождении. Подчинились, но к работе в штабе не допустили. Троцкий прислал новую телеграмму: немедленно вернуть Носовича на должность начальника штаба. Сталин кратко пометил на телеграмме: «Не принимать во внимание!..»

Тогда Носовича вызвали в Козлов, дали там при штабе южного фронта большую должность. А там он на штабном автомобиле, захватив все бумаги, какие только смог, переехал к белым. «А вскоре были изобличены в измене и расстреляны в Козлове начальник штаба южного фронта Козловский и начальник разведывательного отделения Шостак». Сталин злорадствовал. Все это било по Троцкому.

«…Царицын жил трудовой, боевой, напряженной жизнью. Обыватель сидел по своим деревянным квартирным щелям и, наблюдая из окон, как отправлялись на фронт вновь сформированные отряды красноармейцев, как выбегали из заводских ворот заново отремонтированные броневики, как обозы везли в базы дивизий горы печеного хлеба, тюки шинелей, сапог и ящики арбузного сахара, — безнадежно скулил:

— Ох, уж этот Сталин!.. Ох, уж этот Клим Ворошилов!..»

III

В центре города, в большом трехэтажном доме, принадлежавшем прежде горчичному фабриканту Воронину, помещается реввоенсовет 10-й армии.

В нижнем этаже телеграф и телефон: здесь иногда Сталин и Ворошилов проводят часы, разговаривая с фронтом и по прямым проводам с Москвой. Во втором этаже армейский штаб. «Посторонние сюда не впускались. Здесь был мир директив, оперативных приказов, разведочных сводок и шелеста расправляемых карт. Беспартийных в „том боевом святилище не было никого“.

В третьем этаже канцелярия реввоенсовета, тут же помещаются Сталин и Ворошилов.

В столовой квартиры Ворошилова — просторной, светлой комнате — обычно собирается обедать вся военная верхушка. Приходит и Сталин. Реже всех, пожалуй, обедает здесь сам хозяин, командарм. Обычно он застревает где-нибудь на фронте, и тогда Екатерина Давыдовна, спокойная, приветливая женщина, не только жена, но и ближайший друг его, печально глядя на темнеющее окно, с грустной задумчивостью говорила: