Стадия серых карликов - [30]

Поскольку, находясь при исполнении, нельзя было позволить себе пусть и своевременные, но все-таки частные советы, то Василий Филимонович выбрал окольный путь. Если мадам хорошая намерена мутить воду и дальше, то что ж, каждый кузнец своего счастья.

— Ваша работа? — неожиданно спросил он Марью Кирилловну, показав на исцарапанный лик рядового генералиссимуса пера и, не дожидаясь ответа, рассуждал вслух: — Во сколько же это было? Никак в девять пятнадцать — девять тридцать утра.

«Девушка» из бывшей прототипицы положительной героини залилась краской в лучших манерах девиц из Бибино, однако товарищ Триконь беспощадно добавил:

— И посуды хорошей сколько побили… Ай-ай-ай…

Проницательность участкового довольно сильно подействовала на «девушек», им показалось, что он знает, какой концерт уголовной самодеятельности они здесь устроили, и несколько подрастерялись, если не сказать сильнее. Товарищ Триконь не стал уточнять, откуда он знал о событиях между девятью и десятью утра — Степкина теща отменно нынче потрудилась, а в семейном штате участкового должность тещи тоже пока не пустовала.

— Пожалуй, гражданки, протокол сегодня составлять поздно, — сказал он и, поскольку «девушки» не настаивали, закрепил свой успех тем соображением, что гражданина Около-Бричко волновать в таком состоянии рискованно, как бы с ним вообще беды не приключилось. Нужен врач да не простой, медсудэксперт — Василий Филимонович уже как бы говорил сам с собой, ворчал, мол, где взять в воскресенье вечером хорошего эксперта, который где-нибудь сейчас «при убийстве работает» и так далее и тому подобное.

«Девушки» вскоре откланялись. Для пущей их острастки Василий Филимонович на несколько минут задержался возле гражданина Около-Бричко и довольный тем, что воскресную статистику по участку никому не удалось испоганить, вскоре последовал их примеру.

«Сраженный пылкой Антарктидой», — в таких нетленных выражениях рядовой генералиссимус пера отчеканил историю событий двух выходных дней в своей былине, написанной также и по материалам судебного процесса по поводу развода и раздела имущества с Марьей Кирилловной Около-Бричко, в девичестве Лошаковой. Почему автор назвал отрицательную героиню именем ледового континента да еще наградил таким сильным эпитетом — эту интимно-творческую тайну он не раскрыл и в последующих за былиной 1527 страницах «Параграфов бытия».

Иван Где-то был попросту ошарашен жанром представленного ему произведения, так как наивно полагал, что былины создавались народом в древней или средневековой Руси, передавались из уст в уста так называемыми сказителями. И хотя он за редакционным столом сидел не первый день, живого автора, казалось бы фольклорного жанра, видеть ему еще не приходилось. Предположение Ивана Где-то, что это, вероятнее всего, быль, а не былина, в природе жанра которой до сих пор героическое считалось вроде бы обязательным, Аэроплан Леонидович отверг сходу и бесповоротно.

«Девушки с одной деревни» вскоре снова рассорились вдрызг, Маша приходила просить прощения, но Аэроплан Леонидович из полутора тысяч страниц, посвященных житью-бытью с ней, написал около шестисот и поэтому замысел менять не стал. Однако из благодарности за остаток чувств к нему оставил ей комнату в коммуналке, а сам переселился в однокомнатную кооперативную квартиру, в коей и посвятил свою жизнь великим трудам.

Несколько слов об Ольге Черной Мамбе. Участковый товарищ Триконь в своих предчувствиях не ошибся: Аэроплан Леонидович с блеском оправдал их. Не проходило недели, чтобы на Ольгу не поступало жалобы, чтобы ее работой не интересовалась милиция, народный контроль, торговая инспекция, контрольно-ревизионные службы, соответствующие депутатские комиссии, редакции газет и журналов, радио и телевидения. За полгода ее понизили с заведующей секцией до младшего продавца. Когда же встал вопрос о переводе в подсобницы, а то и в уборщицы, она поехала к Аэроплану Леонидовичу с французским коньяком. Но он был непьющим, тогда она предложила себя, хотя из грозной Черной Мамбы превратилась к тому времени в саламандру. Он сделал вид, что не расслышал, тогда она просто опустилась на колени, умоляя о пощаде, и тут в нем проклюнулось сочувствие, возможно, его душа была очень близка к тому, чтобы испытать впервые в жизни чувство жалости.

— Право же, Ольга, встаньте. Право же, — подошел к бедной женщине, которая захлебывалась слезами. — Я давно простил вас. Право же, встаньте, пол грязный… Честное слово, я давно простил вас. Не верите? Тогда я напишу очерк о вас в «Советскую торговлю».

— Не надо! Только не надо писать никуда, — побледнела она и вскочила на ноги.

— Я напишу положительный материал, почему же не надо?

И он отослал такой материал в торговую газету. Оттуда вскоре пришел весьма жесткий ответ, дескать, он хотел ввести в заблуждение редакцию, «героиня» очерка призналась на собрании в коллективе, что она очень хорошо знает автора.

Содрогнулась ли его душа, когда он воочию увидел, что сделал с человеком? Нет, удивился, в который раз, насколько он проницателен и насколько могуч его творческий подход: Ольга на самом деле такая, какой он ее изобразил! Так что и в этом случае не надо было менять сюжет, не стоило переставлять смысловые акценты. А что же Ольга? Ходили слухи, что она окончательно спилась и, как свой человек, подрабатывает санитаркой в дамском вытрезвителе.