Средство от Алкивиада - [3]

Потрясение, которое мы тогда пережили, и наше искреннее горе по поводу ухода пани Лильковской не осталось незамеченным преподавательским коллективом и вызвало всеобщее сочувствие и симпатию. Наша нервная система тщательно оберегалась, нас не расстраивали контрольными работами, не брали под перекрестный огонь опросов. Никто не решался взять на себя неблагодарной задачи позондировать наши знания, и при помощи подменяющих друг друга преподавателей мы как-то незаметно и вполне удачно проскочили остаток года.

Для нас самих было неожиданностью, что мы умудрились сдать экзамены за седьмой класс, а экзамены, надо сказать, сдало подавляющее большинство. Просто нам повезло. По математике мы удачно списали задачу, а среди предложенных тем сочинений по польскому языку оказалась тема: «Как я представляю себе полет человека на Луну», вполне соответствующая нашим вкусам.

Естественно, что почти весь класс выбрал именно эту тему, и мы поразили педагогов обилием имеющихся у нас сведений по космонавтике. В результате эти милые люди освободили нас от устного экзамена, а заодно и сами избежали одного из крупнейших разочарований в области педагогики.

Разоблачили нас, как и следовало ожидать, только в восьмом классе в начале 1960/61 учебного года. В одиннадцатилетних школах учеников шестых и седьмых классов обычно считают мелюзгой, и педагоги часто глядят на них сквозь пальцы. К восьмому классу подход совсем иной. Льготный тариф здесь теряет силу, и за нас принимаются уже гоги-специалисты - личности серьезные, опасные и требовательные. Мы для них уже не дети, а молодежь, и следует признаться, что для нас такое отношение обернулось тяжелым испытанием. Правда, для педагогов тоже.

Первый удар пришлось вынести Дяде, на которого была возложена сомнительная честь быть временно нашим классным руководителем.

Этот испытанный педагог сразу же после начала учебного года опрометчиво запустил свой зонд в нашем классе. Как он потом говорил, никогда еще его зонд не вытаскивал наружу столь отвратительных миазмов неведения.

В канцелярии он заявил директору, что, несмотря на неоднократные попытки, он не в состоянии найти с нами общий язык и просит освободить его как от уроков математики в нашем классе, так и от обязанностей классного руководителя.

Поначалу Дир не обратил на это заявление никакого внимания, считая, что у Дяди просто скверное настроение.

Однако вскоре обнаружилось, что и другие учителя удручены нашим невежеством. Наконец, наш полонист Жвачек, всего лишь на третьем своем уроке, запустив малый зонд и услышав наши, лишенные всякого смысла высказывания по поводу классиков польской литературы, зловеще рассмеялся, побледнел и молча покинул класс. В учительской он со свойственным ему юмором сообщил:

- Мне удалось обнаружить в нашей школе поселение неандертальцев. Возможно, пану директору тоже небезынтересно было бы послушать их бормотание? Представляется редкий случай.

Вот в результате этого драматического разговора наша четверка и оказалась в директорском кабинете.

Здесь, как сказано выше, Дир и произнес перед лицом всего преподавательского коллектива свою глубоко принципиальную речь. Ей сопутствовала богатая драматическая жестикуляция, причем перст его попеременно указывал то на портреты славных воспитанников школы, то на наши никчемные фигуры.

Из этого состояния ораторского запала Дира вырвала оса, которая, устав от бесцельного кружения под лампами, снизила свой полет, явно угрожая почтенным лысинам наших гогов.

Директор на мгновение прервал свою речь.

- Выгоните наконец эту осу! - простонал он.

Пан Жвачек попытался было сделать это, но безуспешно. Изгнанная из района лысин, оса угрожающе закружила у наших носов.

- Что вы можете на это ответить? - услышали мы голос Дира.

Мы стояли с видом оскорбленной невинности.

- Мы очень сожалеем, пан директор, - произнес Засемпа, - но когда вы говорите о нашем невежестве, мы просто не понимаем, о чем идет речь.

- Не понимаете! - прогремел директор, бросив беспомощный взгляд на Жвачека. - Видно, я напрасно срываю свои голосовые связки! Может, вы, пан Жвачек, продемонстрируете нам здесь то, что вы собирались продемонстрировать?

И Дир резко взмахнул рукой. Мы так и не поняли, то ли это был жест благородного возмущения или попытка отогнать осу, которая как раз в этот момент коснулась директорского уха. А может быть, это был просто жест отчаяния. Рука Дира описала эллипс и со всего размаха ударила по голове гипсового Катона.

Раздался глухой стук. Римлянин брякнулся об пол, и голова его лишилась челюсти и левого уха.

Наступила минута растерянности. Дир потирал руки и смущенно приглядывался к гипсовым осколкам у своих ног.

Напряженную атмосферу разрядил голос пани Калино.

- Наконец-то мы избавились от этого Катона, - с облегчением вздохнула она. - Должна признаться - я уже не могла спокойно смотреть на это облупившееся страшилище.

- Я тоже давно надеялся, что кто-нибудь наконец наберется смелости и уберет с глаз долой эту рухлядь, - заверил присутствующих физкультурник.

- Да, это несомненно была натуралистическая дребедень, которая оказывала отрицательное влияние на развитие эстетических взглядов нашей молодежи, - вынес свое решение преподаватель рисования пан Крыска. - Вы согласны со мной? - спросил он у пана Жвачека.