Средневековая Русь и Константинополь. Дипломатические отношения в конце XIV – середине ХV в. - [17]
Однако путешествия своего не прервал и уже летом 1389 г. прибыл в Константинополь, где все еще находился и другой претендент на митрополичий престол — Киприан.
Пимен планировал начать переговоры по своему делу, но 10 сентября 1389 г. неожиданно скончался в предместье византийской столицы Халкидоне, «тамо и положен бысть, а именье его разъята инии»>4.
2.1. Княжества Северо-Восточной Руси, митрополит Киприан (1390–1406) и Константинополь
Между тем и в Москве произошли значительные события, решительно повлиявшие на дальнейший ход русской истории. 19 мая 1389 г. скончался великий князь Московский и Владимирский Дмитрий Иванович Донской, не желавший принять Киприана в качестве митрополита. Новым великим князем стал его старший сын — восемнадцатилетний Василий I Дмитриевич (княжил в 1389–1425 гг.). Несмотря на юный возраст, он многое в жизни уже испытал. В 1383 г. отец послал его вместе с московскими боярами в Орду к хану Тохтамышу за ярлыком на великое княжение. Это было требование нового ордынского хана. Тохтамыш выдал Дмитрию Донскому ярлык, но задержал молодого княжича в качестве заложника в Орде, где наследник московского престола провел два с лишним года. И лишь по счастливой случайности смог бежать из Орды со своими соратниками. Боясь идти через волжские степи, контролируемые ордынцами, где он мог попасть в плен, Василий направился в Литву. Там его принял великий литовский князь Витовт (1350–1430), двоюродный брат Ягайло. Только в 1388 г., за год до смерти отца, Василий вернулся в Москву.
В самой Литве тоже было неспокойно: поворот Ягайло в сторону католической Польши, с которой долгие десятилетия враждовала Литва, закончился в 1385 г. так называемой Кревской унией. Ягайло женился на польской королеве Ядвиге и стал польским королем. Он обратился в католичество и принял имя Владислав. Вскоре он насильно ввел католичество в языческой и православной Литве. Это сразу же поставило в подчиненное положение православных русских — подавляющее большинство населения Литвы того времени. Действия Ягайло с возмущением были восприняты в соседних удельных княжествах — Полоцком и Смоленском.
Последнее из них стало все больше склоняться в сторону Москвы, а не Литвы. Недовольна пропольским и прокатолическим курсом Ягайло была и литовская знать, которая объединилась вокруг двоюродного брата Ягайло и внука Ольгерда — Витовта. В конце концов Ягайло и Витовт достигли соглашения. Литва становилась под управлением Витовта вместе с входящими в ее состав русскими землями независимым государством. А в случае смерти Витовта — переходила под управление Ягайло и его наследников. Отношения Литвы и Московского княжества осложнялись тем, что во время своего пребывания в Литве после бегства из Орды Василий I подружился с Витовтом и обручился с его дочерью Софьей. И теперь Софья Витовтовна стала великой княгиней Московской, женой Василия I. С этого момента государственные (политические, экономические, дипломатические и, конечно, церковные) интересы Литвы и Москвы постоянно сталкивались с личными симпатиями и родственными связями.
Уже в первые годы своего правления, продолжая политику своего отца, Василий I присоединил к Москве (1392) Нижегородское княжество, «выкупив в Орде ярлык на Нижний Новгород, Городец, Мещеру, Тарусу и Муром»>5. Оказал давление и на Псков, который стал принимать в качестве князя лишь того кандидата, кого предлагала Москва. Рязанский князь, после острейших конфликтов с Москвой при Олеге Рязанском, как в прошлом Тверь, был уже вполне подчинен великому московскому князю при его преемниках — сыне Федоре (1402–1427) и внуке Иване (1427–1456).
Разрешил Василий Дмитриевич и церковные споры. Перед юным князем были два пути возможного решения вопроса в отношениях с церковью. Либо принять опального митрополита Киприана, либо попытаться поставить своего кандидата и тем самым возобновить конфликт с церковью, которая обладала большими политическими, материальными и духовными возможностями. На это у Василия не было ни сил, ни решимости, а кроме того, этому противоречила расстановка сил внутри русского клира. К тому же признания Киприана требовала внешнеполитическая обстановка (необходимость союза с Литвой), поэтому, желая укрепить наметившийся московско-литовский союз, он согласился с решением патриархии, принял митрополита Киприана, который был восстановлен в своих правах на митрополию, и установил канонический порядок, положив конец многолетней церковной смуте. По справедливому замечанию историка церкви Н.М. Никольского, «пока существовали удельные княжества, а Москва была еще слабым подростком, зависимость московской церкви от Константинопольского патриархата московские князья терпели молча. Но в конце XIV в. их терпению пришел конец. Трения стали увеличиваться все больше и больше, возникая по самому важному для Москвы вопросу — о кандидатах на митрополичий престол»>6.
Из Москвы было незамедлительно направлено в Константинополь к Киприану посольство с приглашением занять митрополичью кафедру. В начале октября 1389 г. Киприан выехал из Византии на Русь. К концу 1389 г. он прибыл в Киев, а 6 марта 1390 г. — в Москву, где его торжественно встретил сам великий князь. Вместе с митрополитом Киприаном прибыли греческие митрополиты Матфей и Никандр и архиереи Русской церкви: архиепископ Ростовский Феодор (племянник Сергия Радонежского, бывший Симоновский архимандрит), епископы Михаил Смоленский, Иоанн Владимиро-Волынский и Иеремия Рязанский. Сразу же после приезда Киприан поставил новых архиереев: Евфросина на Суздальскую епископию, Исаакия на Чернигово-Брянскую епископскую кафедру, Феодосия на Туровскую епископию
«В Речи Посполитой» — третья книга из серии «Сказки доктора Левита». Как и две предыдущие — «Беспокойные герои» («Гешарим», 2004) и «От Андалусии до Нью-Йорка» («Ретро», 2007) — эта книга посвящена истории евреев. В центре внимания автора евреи Речи Посполитой — средневековой Польши. События еврейской истории рассматриваются и объясняются в контексте истории других народов и этнических групп этого региона: поляков, литовцев, украинцев, русских, татар, турок, шведов, казаков и других.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга "Под маской англичанина" формально не является произведением самого Себастьяна Хаффнера. Это — запись интервью с ним и статья о нём немецкого литературного критика. Однако для тех, кто заинтересовался его произведениями — и самой личностью — найдется много интересных фактов о его жизни и творчестве. В лондонском изгнании Хаффнер в 1939 году написал "Историю одного немца". Спустя 50 лет молодая журналистка Ютта Круг посетила автора книги, которому было тогда уже за 80, и беседовала с ним о его жизни в Берлине и в изгнании.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.