Средиземноморье глазами востоковеда - [47]

Было бы неверно изображать происходившую тогда борьбу в Средиземноморье как только нападения мусульман на Европу. Эта борьба была прежде всего реакцией мусульманских государств на крестовые походы XI–XIII вв., а также на усилившуюся после них экспансию европейцев. Только генуэзцы осаждали в 1234 г. Сеуту, в 1355 г. захватили Триполи, в 1390 г. вместе с Францией напали на Тунис, в 1415 г. — с Португалией — на Марокко, в XV–XVI вв. совместно с испанцами использовали восточный берег Корсики как базу для походов в Африку, из которых особенно известны экспедиции короля Испании (и германского императора) Карла V Габсбурга в Тунис (1535 г.) и Алжир (1541 г.). Эти походы были столь же разрушительны, как и ответная реакция на них. При этом обе стороны, естественно, возлагали друг на друга ответственность за свои действия, представляя их как законную самооборону.

В целом набеги турецких пиратов причиняли Корсике огромный ущерб, способствуя обезлюдению побережья, запустению многих гаваней и уходу в горы сильно уменьшившегося населения. Но не только это было причиной того, что многие корсиканцы покидали родину. Они спасались от гнета генуэзцев, который был не лучше, чем грабеж и насилия пиратов. Большая колония корсиканцев образовалась в Венеции, по традиции охотно дававшей убежище всем противникам Генуи. Папа римский даже формировал из корсиканцев свою гвардию, а во французской армии они составили особый полк. Сын знаменитого корсиканца Сампьеро — Альфонс д’Орнано — стал в 1595 г. маршалом Франции.

Не меньше, чем пираты и генуэзцы, грабили корсиканцев местные бароны. В основном они были иноземного происхождения и вели родословную от тосканских и римских дворян, лангобардских, готских, греческих и франкских воинов, получивших титулы и земли за войну с маврами в VIII–XI вв. Пополнение рядов этой знати арагонцами и генуэзцами не прибавило симпатий к ней со стороны коренных корсиканцев. В то же время именно эта знать нещадно эксплуатировала арабских пленников, «мавританских рабов» и других мусульман, захваченных генуэзскими и прочими корсарами. Если принять это во внимание, то «голова Мавра» — нынешняя эмблема Корсики — приобретает совершенно иной, неожиданно социальный смысл. Рабы и бывшие рабы, переходившие в христианство, пополняли, разумеется, ряды простого народа, а не знати и подвергались такой же эксплуатации (если не худшей), как и зависимые от сеньоров корсиканские крестьяне.

«Остров красоты» отнюдь не заслуживал такого названия за долгие века генуэзского владычества. Постоянные войны и сопровождавший их климат насилия, смена властей и традиционное недоверие народа к ним (ввиду их иноземного происхождения), сохранявшаяся отсталость натурального хозяйства и замкнутый образ жизни горцев — все это резко обострило чувство родовой, клановой солидарности со всеми присущими ему пережитками. Наиболее значительным из них была вендетта — кровная месть. Закреплению этого пережитка способствовали помимо прочности долго не распадавшихся патриархально-родовых связей многие факторы: отсутствие авторитетного правосудия или неверие в его возможность, пренебрежение властей к вопросам защиты чести и интересов свободных общинников, более того, постоянные покушения на эти честь и интересы со стороны иноземных господ. В этих условиях человек полагался лишь на свое собственное право вершить суд над врагом или обидчиком, а также на помощь своих родственников. Совершенно несостоятельны поэтому попытки буржуазных авторов приписать изобретение вендетты арабам: условия, порождавшие вендетту, существовали задолго до прихода арабов и еще очень долго — несколько столетий — после их ухода.

Однако вендетта, если и использовалась иногда как орудие борьбы против произвола баронов и засилья иноземных поработителей, в большинстве случаев, как всякий пережиток первобытной дикости, вредила прежде всего самим корсиканцам. В результате складывалась реальная угроза постепенного исчезновения корсиканцев как народа, ибо в течение долгих столетий от войн, распрей баронов, нападений пиратов, репрессий властей, голода, болезней и опустошительного действия вендетты на острове каждые 30 лет умирали насильственной смертью 28 тыс. человек. Если к ним прибавить эмигрантов и похищенных пиратами, то картина станет еще более неприглядной.

Все видные корсиканцы выступали против вендетты — этого кровавого пережитка прошлого. Но особенно решительно боролся против нее Паскуале Паоли, до сих пор чтимый на острове как национальный герой. Возглавив в 1755 г. борьбу своего народа против Генуи, Паоли не побоялся ввести смертную казнь за вендетту, лично ездил по острову, примиряя враждующие кланы. И хотя полностью искоренить вендетту ему не удалось (в 1769 г. он вынужден был покинуть Корсику, которую Генуя уступила Франции), непререкаемый авторитет Паоли во многом способствовал подрыву и ослаблению этого страшного обычая. В 1790 г. он вернулся на остров и оставался вождем корсиканцев до 1795 г. Деятельность Паоли получила известность и за пределами Корсики. В частности, русская императрица Екатерина 11 приглашала Паоли приехать в Россию. Все это, очевидно, до сих пор раздражает французов, которые период правления Паоли несправедливо именуют «промежуточным Англо-Корсиканским королевством», пользуясь тем, что в попытке отстоять независимость острова Паоли прибегал к помощи англичан.