Средиземноморье глазами востоковеда - [46]

Западных интерпретаторов истории Корсики эти вопросы, судя по всему, мало волнуют. Концепции Грегори — лишь квинтэссенция пока что общепризнанных взглядов. Только французские авторы, например, путеводителя по Корсике, изданного в 1967 г., пересказывают их короче, по-своему. По их мнению, «можно согласиться» с тем, что арабы «продержались на юге острова в течение двух столетий», но «их постоянные распри привнесли в страну тяжкий обычай прибегать к насилию».

Надо полагать, что прочие иноземные завоеватели острова, как до арабов, так и после них, способствовали укоренению этого разрушительного «обычая» не в меньшей степени. Очевидно, этим и объясняется, в частности, почти полное исчезновение на Корсике каких-либо материальных памятников арабского присутствия (за исключением могил мавританских эмиров, обнаруженных случайно при выравнивании грунта в Аяччо). Сохранились лишь несколько названий местностей, где стояли войска арабов или происходили битвы с ними (Кампо-Моро, Мориччо, Моросалья, Мориани, Морсилья), а также несколько фамилий и имен собственных (Моро, Морати, Морони, Моретти, Мораццани, Моруччи), ведущих происхождение от прозвищ эпохи войн с арабами. Наследием той эпохи считается и воинственный танец, называемый у корсиканцев «мореска». Вместе с тем, по мнению некоторых французских исследователей, в старинных протяжных песнях корсиканских горцев (например, в «пагьелла», исполняемых мужским трио) слышатся «восточный резонанс» и «гортанные возгласы», свойственные берберам. Джозеф Кьяри, автор изданной в Англии книги с сенсационным заголовком «Корсика — остров Колумба», отмечает, что старинные похоронные обряды у корсиканцев, и особенно традиционные плачи по умершим, «странным образом напоминают обряды кабилов».

Любуясь видами Корсики, диковатая природа которой словно специально создана, чтобы поразить воображение туриста («Корсика — это Бретань и Алжир, Норвегия и Полинезия вместе», — писал посетивший остров в 1956 г. австрийский журналист Фред Вандер), постепенно замечаешь, однако, что этот «Остров красоты», как именуют его путеводители, отличается от Франции не только своими природными условиями. Белеющие вместе с чайками и катерами у многочисленных пляжей отели и рестораны нередко носят имена средневековых героев освободительной борьбы корсиканцев: «Чинарка», «Сампьеро» и т. п. Не по-французски звучат названия встречающихся селений: Сагоне, Каргезе, Порто, Пиана. Иногда автобус мчится, основательно вздрагивая, по скверным, неасфальтированным участкам пути, каковые здесь сами островитяне в шутку называют «корсиканской дорогой». Дороги на Корсике действительно не всегда образцовые, хотя им и уделяется немало внимания. Мы видели в разных местах, как их ремонтируют, расширяют или прокладывают новые дороги.

В Каргезе — высокогорном большом селении или среднем (по местным масштабам) городке с площадью, памятником павшим в первой мировой войне и многочисленными лавками вдоль круто взвивающейся вверх главной улицы — нас удивило наличие и обычной католической, и отличающейся своей полувосточпой архитектурой греческой православной церкви. Дело в том, что в 1676 г. генуэзцы разрешили поселиться на западе Корсики (близ Сагоне) 700 выходцам из Пелопоннеса, бежавшим от турецких преследований. Часть из них через 100 лет перебралась в Каргезе. Генуэзцы, будучи сами католиками, проявили по отношению к пришлым иноверцам совершенно удивительную по тем временам заботу, не только разрешив им продолжать придерживаться православного вероисповедания, но и всячески стараясь поставить их в привилегированное по сравнению с католиками-корсиканцами положение. Результатом этой коварной политики, естественно, явились столкновения между корсиканцами и греками, что и нужно было генуэзцам, тщетно искавшим себе опору в течение почти четырехвекового господства на Корсике. «На западном побережье Корсики, — писал в 1961 г. Ф. Вандер, — еще сегодня можно встретить немногочисленных потомков греческих колонистов, уцелевших после кровопролитных побоищ».

Эпизод с греческими беженцами — не единственный пример запомнившегося корсиканцами контакта (пусть косвенного) с турецкой экспансией в Средиземноморье. Постоянные налеты турецких корсаров из Алжира, Туниса и Триполи были столь же неотъемлемой частью жизни Корсики XVI–XVIII вв., как и юга Италии, Испании и Франции, не говоря уже о более уязвимых для нападений с моря островах, особенно Сицилии и Сардинии. Некоторые корсиканцы, захваченные корсарами в плен еще детьми, впоследствии принимали ислам и сами становились корсарами или, как выражались в то время европейцы, «турками по профессии». Один из таких корсиканцев, Хасан Корсо, даже был одно время, в 1556–1557 гг., правителем Алжира. Интересно, что именно в эти годы Корсика была временно захвачена французами при помощи турецкого тунисско-триполийского флота уже упоминавшегося корсара Драгута (правильнее — Тогруда), действовавшего здесь с особой яростью, ибо именно на Корсике, в бухте Джиралата, он был захвачен в плен в 1540 г. генуэзским корсаром Джаннетино Дориа, продан в рабство испанцам и выкуплен у них в 1543 г. знаменитым бейлербеем (т. е. «беем среди беев») Алжира, впоследствии адмиралом турецкого флота Хайраддином Барбароссой (по происхождению — греком с о-ва Лесбос). Драгут, войско которого состояло из «турок, мавров и ренегатов», т. е. принявших ислам христиан, награбил на Корсике «несметные богатства» (в основном в порту Кальви) и отослал в Константинополь 7 тыс. корсиканских пленников.