Средиземноморье глазами востоковеда - [43]

Если проникнуться впечатлениями такого рода, то далее без особого труда замечаешь почти арабский колорит узких кривых переулков Аяччо и более мелких городов, специфически «алжирского» наклона улиц, крутых сквозных спусков к морю, нередко крытых, но не полукруглой, а квадратной аркой. Некоторые дома, проходы, даже отдельные фрагменты домов (стены, их окраска, оформление окон) напоминают то Касбу столицы Алжира, то авеню Хабиба Бургибы в Тунисе. Совершенно «тунисскими» кажутся нарядные, за решетчатыми оградами, виллы Аяччо, утопающие в садах с обилием высоких пальм. Только здесь гораздо чаще, чем в Тунисе, эти виллы заняты не частными лицами, а общественными учреждениями: институтами, клиниками, ассоциациями, издательствами. Впечатление от этих зданий содержит своеобразный налет «ориентализма», даже когда в них размещается, скажем, британское вице-консульство, неизвестно зачем здесь оказавшийся немецкий (т. е. западногерманский) клуб автомобилистов или филиал редакции малоизвестного американского журнала. Этот налет создается, очевидно, характерным почерком местных архитекторов, французов и корсиканцев, склонных строить в так называемом колониальном стиле или в подражание ему, что объяснить можно как их стремлением использовать южный колорит и средиземноморские краски Корсики, так и желанием применить свой опыт работы в колониях (многие корсиканцы активно участвовали в колониальной экспансии Франции и подолгу жили в Алжире, Тунисе, Марокко и Тропической Африке). Нельзя исключить и влияния определенной моды на «колониальный» стиль, оригинального преломления в архитектуре своего рода ностальгии по колониализму в те годы, когда колониальная система уже развалилась, а сами колонии вновь обрели самостоятельность.

Однако не только и даже не столько недавними «колониальными» реминисценциями, относящимися главным образом к периоду новой и новейшей истории, определяется нынешний облик корсиканской архитектуры. В нем гораздо более мощно представлен и заметен иной пласт — мрачного средневекового зодчества преимущественно фортификационного характера. В стиле подобного зодчества примерно за тысячелетие, предшествовавшее присоединению Корсики к Франции, строились не только крепости, замки, монастыри и городские укрепления, но даже сами города и деревни, обычно представлявшие собой труднодоступные и тесные скопления вытянутых вверх домов, лепящихся по крутым склонам гор и холмов и со слишком высоко от земли прорезанными окнами. В таком стиле выстроены, например, столица острова в XVIII в. Корте и самый крупный на юге Корсики город Сартен. Нам, к сожалению, не удалось побывать в них, но впечатление от многочисленных изображений этих городов на рекламных плакатах, проспектах, открытках можно получить достаточно полное. то же самое можно сказать о Бонифачо, городе-крепости, выстроенном в начале IX в. тосканским графом Бонифацием на неприступных скалах южной оконечности острова в целях борьбы с арабами. Отсюда граф нападал на владения арабов как на Корсике, так и в других местах, в частности в Африке.

Бонифачо мне довелось увидеть в 1976 г. с самолета, летевшего из Москвы в Алжир. Небывалая жара, стоявшая в то лето в Западной Европе, поглотила даже намек на облачность. Поэтому все было видно как на ладони: залитые солнцем улицы, золотящиеся в его лучах дома и старинные крепостные стены, как бы пылавшие на фоне темной синевы моря, огромный собор, скалистые обрывы над проливом Бонифачо, который мы пролетели меньше чем за минуту. Через год, когда наш теплоход проходил по этому же самому проливу, я почти ничего не увидел: были уже сумерки, влево от нас берега Корсики окутал туман, и лишь справа отчетливо вырисовывались гребни гор Сардинии, издали похожие на спинки косяком идущей рыбы. Ширина пролива — всего 14 км. Понятно, какой неприступной крепостью должен был быть Бонифачо, если учесть, что арабы пробыли на Корсике после возникновения этого города еще примерно 200 лет, да и Сардиния, которой они владели еще раньше, была рядом.

Связи Корсики с Востоком, таким образом, лишь па первый взгляд не прослеживаются. Ведь еще римские авторы указывали на африканское (точнее, ливийское) происхождение сардов, частично населявших Корсику в древнейшие времена. Побывали на Корсике и финикийцы. В то же время иберы и лигурийские плеМена прибыли На остров позднее, хотя, по некоторым сведениям, они составили основу населения острова в античную эпоху. Судя по всему, связей с Востоком у Корсики было не меньше, чем у других островов Средиземноморья, но природные условия, прежде всего труднодоступность внутренних горных районов, давали возможность жителям острова более успешно сопротивляться любым нашествиям. Завоеватели, встречая отпор, в свою очередь, прибегали к более жестоким и разрушительным методам покорения. Возможно, это и является причиной сравнительной бедности территории Корсики историческими памятниками. Ведь новые пришельцы обычно стремились уничтожить все наследие своих предшественников!

Сами корсиканцы якобы стремились, как утверждают, в частности, французские авторы, к замкнутости, к невосприятию вообще каких-либо воздействий извне. Корсику поэтому считали примером «полного отхода от традиционных тенденций», ибо это был «остров, жители которого повернулись спиной к морю, от которого исходила опасность (повторявшиеся кровавые рейды варварийских пиратов, военные экспедиции иностранных «покровителей»): вместо того чтобы становиться моряками, они придерживались обычаев горцев и чаще были пастухами, чем рыбаками». Любопытно, что примерно то же самое наблюдалось и в берберских районах Магриба — труднодоступных горно-лесных массивах с преимущественно натуральным земледельческо-скотоводческим хозяйством, с ревниво хранившим свою самобытность населением, не пускавшим завоевателей в родные горы и упорно сопротивлявшимся всем попыткам ассимиляции со стороны любых пришельцев: карфагенян, римлян, вандалов, византийцев. Арабам, прочно осевшим в Магрибе, удалось арабизировать местное население только через 500–600 лет, да и то в Алжире и Марокко этот процесс еще в прошлом веке был завершен лишь наполовину.