Среди врагов и друзей - [85]
В течение целой недели эти солдаты из охраны гестапо приходили к нам, каждый раз принося ценные сведения о передвижении войск противника. Эти сведения нами перепроверялись и всегда оказывались достоверными.
Зарфа и Ковша помогали нам честно и добросовестно. Ключик к сложному замочку проникновения в здание гестапо находился в наших руках. Оставалось только выбрать подходящее время.
Мы занялись подбором людей для проведения налета на гестапо. Надо было выделить проверенных товарищей, опытных и ловких в таких делах. Посоветовавшись с десантниками — им-то я доверял безгранично! — мы пришли к единому мнению: операцию провести ночью с 14 на 15 марта 1945 года под моим командованием. В эту ночь на посту у входа в дом гестапо должен был стоять Габор Ковша.
Предстояло выполнить сложную и чрезвычайно трудную операцию. Я, как командир бригады, да и все мои ближайшие товарищи понимали, какая ответственность лежит на нас за всю бригаду. Но иного выхода у нас не было.
В группу я отобрал двадцать пять человек. В нее вошли в подавляющем большинстве командиры частей и подразделений бригады. Девятнадцать человек предназначались для нападения на дом гестапо и шесть партизан — для подрыва поездного эшелона на станции города Чадца. В группу нападения на дом гестапо вошли новый комиссар бригады Григорий Мельник, Виктор Богданович, заместитель командира бригады по хозяйственной части Рудольф Янушек, командиры Анатолий Володин, Ян Чубон и другие самые надежные партизаны.
Группа из шести человек под командованием Николая Шеверева должна была отправиться на станцию Чадца и в двенадцать часов ночи взорвать эшелон. Это была тоже очень важная операция.
Никто из партизан, кроме комиссара и начальника штаба, не знал о подробностях предстоящей операции.
Передав командование Анатолию Володину и назначив замещающими других командиров, в ночь на 13 марта я вышел со своей группой в двадцать пять человек из расположения бригады.
Не успели мы отойти и километра, как нас догнала старшая радистка Маша Дубинина. Она отозвала меня в сторону и сказала:
— Командир, судя по радиограммам, переданным на Большую землю, вы идете на выполнение ответственного задания. Я очень хочу пойти вместе с вами.
Я удивленно посмотрел на Дубинину.
— Не сомневайтесь, командир, я с этой задачей справлюсь. — И Маша сжала в руках автомат. За поясом у нее виднелись гранаты: девушка была в полной боевой готовности.
Мы продолжали движение, и я все время отговаривал Дубинину от ее затеи.
— Все радиостанции бригады в полной исправности, дежурит сейчас Иван Маслов, — взволнованно говорила Маша. — И еще несколько человек новых радистов нами подготовлены. Все время только и делаешь, что морзянку выстукиваешь!
Мне стало жаль Машу. Семнадцатилетней девушкой она поступила в специальную школу радистов, успешно окончила ее ускоренный курс обучения и изъявила желание пойти в партизанские отряды.
В 1944 году Дубинина в составе парашютно-десантного партизанского отряда была заброшена в тыл противника, в Польшу, и там работала радисткой до самого назначения в нашу десантную группу. Так она оказалась на чехословацкой земле. Все партизаны души не чаяли в Маше за ее доброту и смелость в любых условиях боя.
И вот она шла рядом со мной, умоляя разрешить ей идти вместе с нами на выполнение боевого задания. Ее не интересовало, куда мы идем и какие опасности нам грозят.
— Ну ладно, Маша, уговорила, — засмеялся я.
— Вот спасибо! — воскликнула она и помчалась догонять группу партизан. Я тоже присоединился к ним.
Мы шли по лесу напрямик к городу Чадца. В практике партизанских маршей так повелось, что вначале уходящие на операцию шли в ложном направлении. Но на этот раз я решил идти прямо.
Четырнадцатого марта мы подошли к городу. В лесу провели остаток ночи и весь следующий день. Посланный на связь с Габором Ковшей Юзеф Варичек подтвердил, что тот дежурит у входа в гестапо ночью 15 марта. Около полудня мы хорошо пообедали и больше ничего не ели перед операцией: так нам всегда советовал врач бригады Вилл Поспелов.
— Отягощенный желудок тормозит рассудок, — острил наш милый Вилл. И мы его слушались.
В 21 ноль-ноль я распределил обязанности между участниками операции. Шесть человек направились на станцию, а остальные, теперь уже двадцать человек, — в город для захвата гестапо. Взрыв поездного эшелона был назначен на двенадцать часов ночи.
В 23 часа 10 минут мы подошли к дому гестапо. Все были в немецкой форме, и никому не приходило в голову, что под немецкими мундирами бьются сердца партизан.
Габор Ковша дал условный сигнал: «Обстановка благоприятная».
— Форвертс! Вперед! — подал я команду, и партизаны стремительно бросились к дому гестапо. В одно мгновение Григорий Мельник и Ян Чубон прикончили часового-немца. Габор Ковша открыл входную дверь, и мы ворвались внутрь помещения.
На посту у парадного входа по-прежнему, будто ничего не случилось, прохаживались двое: Габор Ковша и Юзеф Варичек.
Гестаповцев мы застали врасплох. Одни допрашивали привезенных из тюрьмы чешских и словацких патриотов, другие сидели за столами и копались в своих бумагах. Кое-кто развалился на диване и покуривал.
В этой книге не говорится о заговорах и не раздуваются мифы до невероятных масштабов, но есть опровержения многих историй, которые отдельные биографы Фредди выдают за истинные. В ней нет домыслов – каждый факт перепроверялся не по одному разу. Автор встречался со всеми героями этой истории: с музыкантами и менеджерами Queen, с друзьями и родственниками Фредди – десятки часов интервью, дни и часы, проведенные в архивах и библиотеках, поиск новых источников и новых свидетелей. Прочитав эту книгу, вы узнаете, почему личная жизнь и смерть Фредди Меркьюри продолжают оставаться тайной и по сей день.
Академик Игорь Васильевич Курчатов (1903–1960) принадлежит к числу тех ученых, чьи труды и практические усилия определили будущее человечества. Благодаря ему Советский Союз сумел в сжатые сроки создать атомную, а затем и водородную бомбу, разрушив ядерную монополию США, начал создавать атомный подводный флот. Курчатов не только заложил основы мирного применения атомной энергии, но и открыл путь исследованиям по управляемым термоядерным реакциям. Несмотря на всемирное признание заслуг Курчатова и большое количество посвященных ему публикаций, многие стороны его жизни остаются неизученными и малоизвестными.
Александр Житинский провел на земле 71 год и 5 дней, оставаясь неизменно молодым, веселым и добрым.Он был писатель. Из самых-самых талантливых в Петербурге. В России. В наше время.А еще он был лирический поэт. Настоящий. Умелый и удачливый сценарист. Неутомимый издатель. Работал, как жил, – быстро. Спеша в будущее. С которым у Александра Николаевича был какой-то необъяснимый постоянный контакт, похожий на дар предвидения.Самуил ЛурьеОн был трудоголик и жизнелюб. Он в совершенстве познал сокрушительную силу смешного и лучше многих и многих понимал бесконечно печальное «над вымыслом слезами обольюсь».
«Не помню, в котором году, но, вероятно, это было в 1894, в первых числах июля меня очень просили приехать в Ильинское, под Москвой, к больному адъютанту Вел‹икого› Князя Сергея Александровича, З. Ф. Джунковскому, с которым мы до того одновременно служили в Преображенском полку. Болезнь была несерьезная, Джунковский лежал, и врачи не умели ему помочь – так думал он и его окружающие, но в сущности это было не так, излишне беспокоились его друзья…».
В книгу, посвященную жизни и творчеству Владимира Высоцкого, вошли воспоминания о нем друзей и родственников, товарищей по театру Л. Филатова, В. Смехова, А Демидовой и других. Кроме того, сюда включен текст интервью с В. Высоцким для телевидения в Пятигорске. Значительное место в сборнике отведено выступлениям В. Высоцкого на концертах.
Книга Татьяны Киселёвой погружает нас в атмосферу зарождения нового искусства движения — эвритмии. Рудольф Штейнер в тесном сотрудничестве с Марией Штейнер фон Сиверс создал основы для того, чтобы сделать видимыми речь и музыку в движениях человека. Татьяна Киселёва активно участвовала в развитии этого в Гетеануме /Дорнах, Швейцария/ и в сценических представлениях по всей Европе.Читатель может познакомиться с историей развития эвритмии, как и прикоснуться к ценнейшим указаниям Рудольфа Штейнера по отношению к русской эвритмии.