Среди врагов и друзей - [55]

По заснеженным горным массивам группа пробиралась к железнодорожному полотну у станции Охотнице. Утро застало партизан на вершине горы, откуда открывался сказочный вид. Взошедшее солнце горело на снегу мириадами самоцветов, вспыхивало рубинами в окнах горной деревушки Ястребе, над крышами которой приветливо розовели дымы. В утренней тишине раздавалось звонкое пение петухов.

— Ишь, как горланят! — расплылся в улыбке Янушек, жмурясь не то от солнца, не то от удовольствия.

— А хозяйки уже доят коров, и пар от молока идет — вкусный такой, душистый! — мечтательно проговорил Шеверев.

— Парное молоко — очень питательная жидкость, содержащая жиры, белки, молочный сахар, витамины и прочее, — с невозмутимым видом процитировал Вилл. — Советую пить каждый день натощак.

— По сколько капель, товарищ военврач? — поинтересовался Григорий Мельник.

— По две кружки, — так же серьезно ответил Поспелов. — Тебе, впрочем, не обязательно: ты и так здоров, как бык.

Партизаны расхохотались.

— Командир, разрешите сходить в деревню, я мигом притащу ведро молока, — предложил Павел Подошва.

— Э, нет, парень. Придется потерпеть до другого раза, — ответил Мельник. — Подкрепимся пока тем, что есть.

Партизаны завтракали, любуясь открывшейся с горы необъятной ширью.

— Ну и красота здесь! — воскликнул Вилл.

Стройные ели стояли величаво, будто лесные царевны в зеленых платьях с оторочкой из белого меха, сверкавшей алмазами. И чем дальше уходили заснеженные верхушки деревьев, тем больше искрилось этих огоньков. А в самой низине, на полянах, снег точно пылал.

Вдали, извиваясь между гор, проходила железная дорога и поезд, ползущий по ней, рассыпал по окрестным лесам свой грохот.

— Вот на этом повороте хорошо под откос валить поезда, — прервал мечтательную тишину Рудольф Янушек. — Ни один вагон не уцелеет.

Партизаны молча посмотрели в ту сторону. Кто-то даже вздохнул с сожалением: то ли потому, что под рельсы еще не был заложен тол, то ли вспомнив мирное время.

— А не жаль тебе их валить? — улыбнулся Мельник, похлопав Янушека по плечу. Они стояли рядом: украинец, офицер Советской Армии, и словак, паровозный машинист.

Янушек задумчиво смотрел на удалявшийся поезд. Он видел себя на этой умной машине, у приборов, — не с холодным автоматом в руке, а с теплым рычагом реверса. Как он любил мчаться по стальным рельсам, зорко всматриваясь в родные дали! А вот теперь приходится выискивать способы, чтобы подрывать пути, пускать под откос целые составы…

— Нет, не жаль! — жестко ответил наконец Янушек. И сказал он это таким голосом, что партизаны невольно крепче сжали в руках оружие. Они стояли маленькой сплоченной группой: три сына великого советского народа и столько же верных сынов Чехословацкой республики. Но они не были одиноки в своем священном порыве. Придет время — и очень скоро! — когда по одному и группами к ним потянутся лесными тропами сотни и тысячи патриотов — таких, как Павел Подошва, Мирослав Грушпер, Йозеф Заяц и другие, кто всего лишь несколько дней тому назад принял партизанскую присягу.

А солнце поднималось все выше. Уже все вокруг сияло в зеленом и снежно-искристом убранстве зимнего леса.

Партизаны смотрели на восток, где гремела война. Скоро и здесь, в лесных чащах, услышит враг ее грозное дыхание.

— Хорошо вокруг, но поспать все-таки надо, — сказал Мельник. — Охранять отдых назначаю… — Он вопросительно посмотрел на партизан.

— Я моложе всех, назначьте меня, товарищ командир, — поспешно сказал Мирослав Грушпер.

— Добре, Миро. Через два часа тебя сменит Павел, а потом Вилл. Ну, а там будет видно.

Мирослав не был новичком в партизанских делах: в отряде на Святом Мартине он не раз ходил в засады и бил фашистов, бывал в разведке, доставлял партизанам продукты.

Словацкий партизанский отряд, с которым свела судьба Миро Грушпера, действовал в районе горы Святой Мартин. Трое суток оказывали партизаны упорное сопротивление карателям. Многие были убиты и ранены. Под вечер третьего дня взрывом мины был контужен Миро. Всю ночь пролежал он без сознания, а когда пришел в себя, вокруг уже никого не было.

Он попробовал подняться, но снова потерял сознание. Очнувшись, пополз в низину, надеясь найти там воду. Кое-как утолив жажду, Миро поднялся на ноги и, пошатываясь, пошел. Чья-то винтовка лежала в траве, и Грушпер с трудом поднял ее.

Вдруг послышались голоса. Миро бросился к ели и спрятался за ней. Он расслышал немецкую речь. Напрягая все силы, кусая губы, чтобы не застонать от боли, вскарабкался на ель и спрятался в ее густых ветвях. Затем снял с плеча винтовку и осторожно открыл затвор. В магазине не оказалось ни одного патрона.

Немецкая речь слышалась все ближе. Миро не видел подошедших к ели фашистов, но по разговору слышал, что они прямо под ним.

— Смотрите хорошенько, нет ли бандитов на деревьях, — говорил кто-то солдатам.

— Нашего фельдфебеля, видно, в детстве мамаша стукнула головой об дерево, — проворчал внизу немец. — Пошли, Отто! И так уже шея ноет от этого чертового разглядывания еловых шишек…

Когда немцы ушли, Миро еще долго сидел на дереве. Потом слез и доковылял до тех мест, где ранее находился партизанский отряд, но там уже никого не было. Через два дня он пришел домой. Здесь, как мы уже знаем, Мирослав и встретился с Рудольфом Янушеком.