Среди врагов и друзей - [35]
— А в армии вы служили? — поинтересовался Дебеш.
— Мне не было еще и семнадцати, а в таком возрасте не брали. Правда, в Германию на работу молодых людей взяли очень много, а до нас как-то, очередь не дошла…
После окончания работы Рудольф Гошек вышел в город.
— Пойду навестить свою знакомую, — сказал хозяину.
Улицы, которые были когда-то многолюдными, опустели. Серые силуэты домов на фоне белого снега казались безжизненными, жалкими. Направился к дому своего друга Эмиля Геника. Знал его давно. Вместе работали, ухаживали за девушками.
Осторожно нажал кнопку электрического звонка.
— Кто там? — послышался глухой женский голос.
— Я к Эмилю… Я Гошек Рудольф.
Щелкнул замок, открылась дверь, и перед Рудольфом предстала измученная молодая женщина.
— Мария! — воскликнул Рудольф. — А я и не узнал вас.
Мария бросилась к Рудольфу и горько заплакала.
— Что случилось, Мария?
— Эмиля арестовали и увезли в гестапо. Обвинили в участии в подпольной организации. В квартире все перерыли, побили посуду.
Гошек посмотрел вокруг. Он только теперь обратил внимание на поломанную мебель, разбросанные вещи, выломанные полы и исковырянные стены.
— Что они искали — не знаю, но ничего не нашли. Ворвались ночью, как звери. Как они его били здесь! — снова залилась слезами Мария. — В эту ночь арестовали еще семь человек. Всех их знал Эмиль. Потом я долго ходила у ворот гестапо, до самого вечера. А вечером оттуда выехала грузовая автомашина, на которой перевозили арестованных в тюрьму. Недалеко от заднего борта сидел Эмиль. Когда машина проехала, из руки Эмиля упал какой-то маленький комочек.
Мария отошла к столу, достала из ящика измятый листик бумаги.
— Вот прочтите, — передала записку Рудольфу.
«Нас предал пожилой сапожник, — молча прочитал Рудольф, и уголки его губ нервно вздрогнули. — Проживает по улице Вокзальная, фамилии и точного адреса не знаю. Береги сына, целую».
— О записке вы никому ничего не говорите. Берегите себя и сына, Мария, — сказал Гошек прощаясь.
Настороженной тишиной провожали Рудольфа затемненные дома. Даже не было слышно лая собак.
«Неужели Дебеш?… — мучительно думал Гошек. — Неужели Дебеш?.. Не может быть… Но… Вокзальная. Пожилой сапожник…»
Рудольф возвратился к полуночи. Дебеш и Гартусь еще не спали.
— Немного задержался я, — заговорил извиняющимся голосом. — Чудесная погода, — добавил, как бы оправдываясь.
Хозяин не отрывал глаз от немецкой газеты, словно Рудольфа и не заметил. Но прошло несколько секунд, и вслед за скрипом стула послышался монотонный голос:
— Пишут, что немецкие войска отступают с целью выровнять линию фронта.
Гошек понял, что от него ждут комментариев.
— Командованию армии рейха виднее, — поспешил он с ответом. — Впрочем, мне об этом нечего рассуждать: мнение сапожника не авторитет.
— Я думаю — наше дело сапоги шить, — дополнил Гартусь.
Беседа перешла на всех интересующую тему — о заработках и коже, деревянных шпильках, которые негде купить и приходится самим делать, о нитках для дратвы и тому подобных житейских мелочах.
— Дедушка Франтишек, — как бы между прочим спросил Гошек, — на нашей улице много сапожников?
— Да есть здесь один, Йозеф Дэрма. Хвастается, что лучше него мастера во всей Остраве не сыщешь. А на самом деле… Ну, будем спать, поутру подниму пораньше — ведь работы много. Спокойной ночи.
Когда все улеглись, Гошек рассказал о записке.
— Обстановка пока непонятная. Бог его знает, кто такой дедушка Франтишек. Все время говорит о политике, то расхваливает, то ругает немцев.
Уже на другое утро партизаны поняли, что сапожное дело связывает им руки. Надо было целый день безотрывно сидеть у столика и заниматься совсем не тем делом, для которого они посланы в Остраву. Необходимо было действовать.
После завтрака сели снова за работу.
С базара пришла тетя Эмилия.
— На каждом доме понаклеили, окаянные. Так и носит их ночью нечистая сила, — проворчала она.
— Что наклеили? — перестал стучать молотком хозяин.
— Да листовки. Даже на самом гестапо, говорят, прилепили.
Это было для партизан приятное сообщение, и они словно невзначай переглянулись. «Значит, подполье действует, — подумали они, — а мы старую обувь чиним».
Работали молча. Старый сапожник внимательно посмотрел на них через свои очки в черепаховой оправе, и глаза его оживленно заблестели.
«Чему он обрадовался?» — подумал Гошек.
Да, загадочный старик, все успевает заметить. Он уже смотрит, как к его дому подъезжает комфортабельная машина. Только избранные представители арийской расы и самые высокие чиновники могли ездить на «Оппель-адмирале».
Из машины вышла шикарно одетая дама. Постучала, и когда Эмилия открыла дверь, она сказала по-немецки.
— Я к господину Дебешу.
— Франтишек, к тебе! — крикнула Эмилия.
Хозяин, поправив очки, выбежал к посетительнице.
— Прошу, фрау, в мастерскую. Мне уже известно о вашем желании, но там мы поговорим подробнее.
— Хорошо. Но не более чем через четыре дня туфли должны быть пошиты.
— О… да все это мы сделаем, фрау… не волнуйтесь. А сейчас прошу вашу ножку.
— Да, да, только сделайте хорошо. А то мне уже одни туфли испортил ваш сосед — Дэрма, кажется? А эти, что у вас работают, — кто они? — заинтересовалась немка, указывая на Гартуся и Гошека.
В этой книге не говорится о заговорах и не раздуваются мифы до невероятных масштабов, но есть опровержения многих историй, которые отдельные биографы Фредди выдают за истинные. В ней нет домыслов – каждый факт перепроверялся не по одному разу. Автор встречался со всеми героями этой истории: с музыкантами и менеджерами Queen, с друзьями и родственниками Фредди – десятки часов интервью, дни и часы, проведенные в архивах и библиотеках, поиск новых источников и новых свидетелей. Прочитав эту книгу, вы узнаете, почему личная жизнь и смерть Фредди Меркьюри продолжают оставаться тайной и по сей день.
Академик Игорь Васильевич Курчатов (1903–1960) принадлежит к числу тех ученых, чьи труды и практические усилия определили будущее человечества. Благодаря ему Советский Союз сумел в сжатые сроки создать атомную, а затем и водородную бомбу, разрушив ядерную монополию США, начал создавать атомный подводный флот. Курчатов не только заложил основы мирного применения атомной энергии, но и открыл путь исследованиям по управляемым термоядерным реакциям. Несмотря на всемирное признание заслуг Курчатова и большое количество посвященных ему публикаций, многие стороны его жизни остаются неизученными и малоизвестными.
Александр Житинский провел на земле 71 год и 5 дней, оставаясь неизменно молодым, веселым и добрым.Он был писатель. Из самых-самых талантливых в Петербурге. В России. В наше время.А еще он был лирический поэт. Настоящий. Умелый и удачливый сценарист. Неутомимый издатель. Работал, как жил, – быстро. Спеша в будущее. С которым у Александра Николаевича был какой-то необъяснимый постоянный контакт, похожий на дар предвидения.Самуил ЛурьеОн был трудоголик и жизнелюб. Он в совершенстве познал сокрушительную силу смешного и лучше многих и многих понимал бесконечно печальное «над вымыслом слезами обольюсь».
«Не помню, в котором году, но, вероятно, это было в 1894, в первых числах июля меня очень просили приехать в Ильинское, под Москвой, к больному адъютанту Вел‹икого› Князя Сергея Александровича, З. Ф. Джунковскому, с которым мы до того одновременно служили в Преображенском полку. Болезнь была несерьезная, Джунковский лежал, и врачи не умели ему помочь – так думал он и его окружающие, но в сущности это было не так, излишне беспокоились его друзья…».
В книгу, посвященную жизни и творчеству Владимира Высоцкого, вошли воспоминания о нем друзей и родственников, товарищей по театру Л. Филатова, В. Смехова, А Демидовой и других. Кроме того, сюда включен текст интервью с В. Высоцким для телевидения в Пятигорске. Значительное место в сборнике отведено выступлениям В. Высоцкого на концертах.
Книга Татьяны Киселёвой погружает нас в атмосферу зарождения нового искусства движения — эвритмии. Рудольф Штейнер в тесном сотрудничестве с Марией Штейнер фон Сиверс создал основы для того, чтобы сделать видимыми речь и музыку в движениях человека. Татьяна Киселёва активно участвовала в развитии этого в Гетеануме /Дорнах, Швейцария/ и в сценических представлениях по всей Европе.Читатель может познакомиться с историей развития эвритмии, как и прикоснуться к ценнейшим указаниям Рудольфа Штейнера по отношению к русской эвритмии.