Среди кочевников Северной Австралии - [2]
С похвалой отзывается Чеслинг об умственных способностях аборигенов. Они удивительно быстро овладевают языками: автор признает, например, что он сам, несмотря на все старания, добился гораздо меньших успехов в изучении местных диалектов, чем его наставники и в то же время ученики в изучении английского языка. Кстати, аборигены нередко предпочитают правильный английский язык тому ломаному жаргону «пиджин-инглиш», который навязывают им колонизаторы.
Особенно большой интерес представляет описание религиозных верований юленгоров, системы магии, тотемической мифологии и т. п. — эти материалы существенно дополняют то, что известно о духовной культуре австралийцев.
Например, в высшей степени важны записанные Чеслингом тотемические мифы, где повествуется о «предках» и культурных героях. Как и мифы всех австралийских племен, они связаны с определенными местностями и с различными обычаями и обрядами, выполняемыми и сейчас. Но своеобразие и специфика этих мифов в том, что «предки» и культурные герои воплощены преимущественно в образе женщины: это Джункгова, мифические прародительницы (местами, правда, представляемые как существа обоего пола), либо мифические «Сестры», пришедшие откуда-то с Запада. В этих мифах, видимо, отразились смутные воспоминании об эпохе материнского рода. Быть может, так же следует толковать и предания, рассказывающие о том, как в прошлом «женщины были хранительницами обрядовых тайн», проводили тотемические церемонии, держа их в секрете от мужчин, и как мужчины, сыновья этих прародительниц, хитростью овладели тайной и отстранили своих матерей от тотемических обрядов. Ведь известно, что у австралийских племен материнский род распался необычайно рано; многие племена уже перешли к патрилинейному (отцовскому) счету родства, и даже у племен, сохранивших матрилинейный счет, трудно обнаружить элементы так называемого матриархата. В литературе спорным остается вопрос о существовании в прошлом «матриархата» у австралийских аборигенов. Раскрыть в некоторой степени загадки прошлого обычно помогают мифы и легенды; но в многочисленных антропогонических и тотемических мифах австралийцев чаще фигурируют существа либо мужского пола, либо бесполые, хотя иногда встречаются и мифы о прародительницах. Вот почему так существенно новое веское подтверждение господства в прошлом матрилинейного рода у аборигенов — в данном случае у племен Арнгемовой земли, которое дает нам Чеслинг.
Надо отметить, что сообщения Чеслинга подтверждаются сведениями других авторов, относящимися к аборигенам той же Арнгемовой земли. Супруги Рональд и Катрина Берндт[2] недавно обнаружили там следы своеобразных женских культов, связанных, между прочим, с мифическим существом Кунапипи (Чеслинг тоже упоминает «знаменитые церемонии Гунабиби»), Совсем недавно видный австралийский этнограф Чарлз Маунтфорд подробно описал быт, верования и обряды населения островов Мелвилл и Батерст; он обнаружил у островитян характерные и очень архаические черты, сохранившиеся в условиях значительной изоляции, высокое и независимое положение женщин в общественной жизни, полное их равноправие в обрядах. Например, возрастные инициации (посвятительные церемонии), в которых у других австралийских племен обычно очень резко подчеркивается разделение полов и превосходство мужчин, у островитян Мелвилла выглядят совсем иначе, в них участвуют и мужчины, и женщины. Можно думать, что здесь перед нами остаток более ранней стадии развития системы возрастных инициаций, стадии, когда они были именно только возрастными и не отражали еще противопоставления полов[3].
В свете этих новых для науки фактов материалы Чеслинга приобретают особый вес и убедительность.
Мифы о прародительницах представляют большой интерес и и другом отношении: в них сохранилось, видимо, какое-то отдаленное воспоминание о передвижениях племен и, быть может, о первоначальном населении Австралии. Ведь несомненно, что именно северное побережье, и в частности Арнгемова земля, было воротами, через которые впервые проникли, а возможно, проникали и позже, группы насельников Австралии, двигавшихся с островов Индонезии или с Новой Гвинеи. И вот в мифах о прародительницах, пришедших откуда-то из-за моря — с востока или с запада, отразились, очевидно, смутные воспоминания об этих древних переселениях.
Этнограф-австраловед обратит внимание и на некоторые другие особенности социального уклада, быта и религии юленгоров, отличающие их от большинства австралийских племен. К ним относится, например, «деятельность» колдунов-раггалков, специалистов по насыланию «порчи»; для австралийцев это редкое явление, ибо наведение «порчи» там приписывалось обычно не профессиональным колдунам, а враждебным племенам. Своеобразны также сложные погребальные обряды, включающие ритуальный эндоканнибализм и завершаемые сбором костей и укладыванием их в полые и раскрашенные «погребальные столбы» — эта церемония служит поводом для больших межплеменных сборищ.
Любопытны, хотя довольно неопределенны, сведения Чеслинга по поводу существующего у юленгоров представления о «великом духе»
