Средь других имен - [17]

Шрифт
Интервал

Набиты битком лазареты.
Напрасно и этой весной
Я жду от любимой ответа.
Не пишет она и не ждет
И в светлые двери вокзала, —
Я знаю, — встречать не придет,
Как это она обещала.
Прощай, моя мать и жена!
Прощайте, вы, милые дети.
Знать, горькую чашу до дна
Придется мне выпить на свете!

Магадан

В Кремле заседанье идет,
Судьбу заключенных решают.
А там, далеко, в Колыме
Безвинные люди страдают.
Я помню тот Ванинский порт
И вид пароходов угрюмых,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы.
В трюмах сидела шпана,
Обнявшись, как р>одные братья,
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Будь проклят ты, Магадан,
Столица Колымского края.
Сойдешь поневоле с ума,
Оттуда возврата уж нету.
Семьсот километров тайга,
И нет никаких там селений,
Машины не ходят туда,
Бегут, спотыкаясь, олени.
Я знаю, меня ты не ждешь
И писем моих не читаешь,
Встречать ты меня не придешь,
За стыд, за позор посчитаешь.

Борис Емельянов

Море Белое — водная ширь

Море Белое — водная ширь,
Соловецкий былой монастырь.
И со всех концов русской земли
Нас любовно сюда привезли.
>Припев:
Всех, кто наградил нас Соловками,
Просим, приезжайте сюда сами,
Посидите здесь годочков три иль пять —
Будете с восторгом вспоминать.
Соблюдая кодекс трудовой,
Охраняет нас милый конвой.
А зимой стерегут от беды
Целых полгода крепкие льды.
>Припев.
Хороши по весне комары,
Чуден вид от Секирной горы.
И от разных ударных работ
Здоровеет веселый народ.
>Припев.
Привезли нам надежд полный куль
Бокий, Фельдман, Филиппов и Вуль.
А назад повезет Катанян
Только грустный напев соловчан.
>Припев.
Так живем мы, не зная тоски,
Благовонной покушав трески.
И, вернувшись в родительский дом,
С умилением тихо споем.
>Припев:
Всех, кто наградил нас Соловками,
Просим, приезжайте сюда сами,
Посидите здесь годочков три иль пять —
Будете с восторгом вспоминать.
1926 год

Секирная гора

На седьмой версте стоит Секирная гора,
Там творились страшные дела:
В муравейник нас сажали,
Шкуру заживо снимали,
Ох, зачем нас мама родила.
Много, много видела Секирная гора,
Под горой под той зарыты мертвые тела.
Буря по лесу гуляет,
Мама родная не знает,
Где зарыты косточки сынка.
1920-е годы

Соловки

Занесет нас зимою метель
И запрячет на полгода в щель,
Но не знают совсем Соловки
Ни забот, ни тревог, ни тоски…
>Припев:
Хорошо из дали Соловецкой
В мир глядеть с улыбкою нам детской.
И куда ты ни посмотришь — там и тут
Песенки веселые поют!
От метелей морозных и вьюг
Мы, как чайки, вернемся на юг.
И сверкнут позади огоньки —
Соловки, Соловки, Соловки!
>Припев.
И когда-нибудь тихой зимой
Мы сберемся знакомой толпой,
И беззлобно начнут старики
Вспоминать Соловки, Соловки!
>Припев:
Хорошо из дали Соловецкой
В мир глядеть с улыбкою нам детской.
И куда ты ни посмотришь — там и тут
Песенки веселые поют!

Из Колымского дальнего края…

Из Колымского дальнего края
Шлю тебе я, малютка, привет.
Как живешь ты, моя дорогая,
Напиши поскорее ответ.
Я живу близ Охотского моря,
Где кончается Дальний Восток,
Я живу без нужды и без горя,
Строю новый стране городок.
Скоро кончится срок приговора,
Я с горами, с тайгой распрощусь,
И на поезде в мягком вагоне,
Дорогая, к тебе я вернусь.
1930-е годы

Эшелон[1]

За вагоном проходит вагон
С гулким стуком по рельсовой стали.
Спецэтапом идет эшелон
Из столицы в таежные дали.
Здесь на каждом вагоне замок,
Три доски вместо мягкой постели,
И, закутавшись в сизый дымок,
Мне мигают дорожные ели.
>Припев:
Не печалься, любимая!
За разлуку прости меня.
Я теперь далеко от тебя, — дорогая, прости!
Как бы ни был мой приговор строг,
Я вернусь на родимый порог,
И, тоскуя по ласке твоей, я в окно
постучусь…
Завернувшись в тулуп с головой,
Проезжая снега и болота,
Здесь на каждой площадке конвой
Ощетинил свои пулеметы.
Десять лет трудовых лагерей
Подарил я рабочему классу,
Там, где стынут лишь трупы зверей,
Я построил колымскую трассу.
>Припев.
Там, где вязнут в снегах трактора,
Даже «Сталинцу» сил не хватало,
Эта песня под стук топора
Над тайгой заунывно звучала…
За вагоном проходит вагон,
С гулким стуком по рельсовой стали,
Спецэтапом идет эшелон
Из столицы в таежные дали…
>Припев:
Не печалься, любимая!
За разлуку прости меня.
Я теперь далеко от тебя, — дорогая, прости!
Как бы ни был мой приговор строг,
Я вернусь на родимый порог,
И, тоскуя по ласке твоей, я в окно
постучусь…

Новый год[2]

Новый год, порядки новые,
Колючей проволокой лагерь обнесен,
Везде глядят на нас глаза суровые,
И смерть голодная грозит со всех сторон.
Милая,
Не будь унылая,
Хоть и мучителен тяжелый приговор.
Придет свободы час,
Судьба спасет всех нас,
А за тюрьмы забор сам въедет прокурор.
Конец 1930-х годов

Григорий Шурмак

«Воркута — Ленинград»

По тундре, по железной дороге,
где мчится курьерский «Воркута — Ленинград»,
мы бежали с тобою, ожидая тревоги,
ожидая погони и криков солдат.
Это было весною, одуряющим маем,
когда тундра проснулась и оделась в ковер.
Снег, как наши надежды на удачу, все таял…
Это чувствовать может только загнанный вор!
Слезы брызнут на руку иль на ручку нагана,
там вдали ждет спасенье — золотая тайга.
Мы пробьемся тайгою, моя бедная мама,
и тогда твое слово — мне священный наказ!
По тундре от железной дороги,
где мчится курьерский «Воркута — Ленинград»,
мы бежали с тобою, ожидая тревоги,
ожидая погони и криков солдат.

Еще от автора Юз Алешковский
Кыш и я в Крыму

Для многих из вас герой этой книги — Алёша Сероглазов и его друг, славный и умный пёс Кыш — старые знакомые. В новой повести вы встретитесь с Алёшей и Кышем в Крыму. И, конечно же, переживёте вместе с ними много весёлых, а иногда и опасных приключений. Ведь Алёша, Кыш и их новые друзья — крымские мальчишки и девчонки — пойдут по следу «дикарей», которые ранили в горах оленёнка, устроили лесной пожар и чуть-чуть не погубили золотую рыбку. В общем, наши герои будут бороться за то, чтобы люди относились с любовью и уважением к природе, к зверью, к рыбам, к птицам и к прекрасным творениям, созданным самим человеком.


Николай Николаевич

Главный герой повести «Николай Николаевич» – молодой московский вор-карманник, принятый на работу в научно-исследовательский институт в качестве донора спермы. Эта повесть – лирическое произведение о высокой и чистой любви, написанное на семьдесят процентов матерными словами.


Роза Мира

Даниил Андреев (1906–1959), русский поэт и мистик, десять лет провел в тюремном заключении, к которому был приговорен в 1947 году за роман, впоследствии бесследно сгинувший на Лубянке. Свои главные труды Андреев писал во Владимирской тюрьме: из мистических прозрений и поэтической свободы родился философский трактат «Роза Мира» — вдохновенное видение мирового единства, казалось бы, совершенно невозможное посреди ужаса сталинского смертельного конвейера.


Черно-бурая лиса

В эту книгу входят замечательная повесть "Черно-бурая лиса" и четыре рассказа известного писателя Юза Алешковского. Во всех произведениях рассказывается о ребятах, их школьных делах, дружбе, отношениях со взрослыми. Но самое главное здесь — проблема доверия к подрастающему человеку.


Рука

Роман Юза Алешковского «Рука» (1977, опубл. 1980 в США) написан в форме монолога сотрудника КГБ, мстящего за убитых большевиками родителей. Месть является единственной причиной, по которой главный герой делает карьеру в карательных органах, становится телохранителем Сталина, а кончает душевной опустошенностью...


Том 3. Блошиное танго; Признания несчастного сексота; Семейная история; Песни

Мне жаль, что нынешний Юз-прозаик, даже – представьте себе, романист – романист, поставим так ударение, – как-то заслонил его раннюю лирику, его старые песни. В тех первых песнях – я их все-таки больше всего люблю, может быть, потому, что иные из них рождались у меня на глазах, – что он делал в тех песнях? Он в них послал весь этот наш советский порядок на то самое. Но сделал это не как хулиган, а как поэт, у которого песни стали фольклором и потеряли автора. В позапрошлом веке было такое – «Среди долины ровныя…», «Не слышно шуму городского…», «Степь да степь кругом…».


Рекомендуем почитать
Поэты пушкинской поры

В книгу включены программные произведения лучших поэтов XIX века. Издание подготовлено доктором филологических наук, профессором, заслуженным деятелем науки РФ В.И. Коровиным. Книга поможет читателю лучше узнать и полюбить произведения, которым посвящен подробный комментарий и о которых рассказано во вступительной статье.Издание предназначено для школьников, учителей, студентов и преподавателей педагогических вузов.


Лирика 30-х годов

Во второй том серии «Русская советская лирика» вошли стихи, написанные русскими поэтами в период 1930–1940 гг.Предлагаемая читателю антология — по сути первое издание лирики 30-х годов XX века — несомненно, поможет опровергнуть скептические мнения о поэзии того периода. Включенные в том стихи — лишь небольшая часть творческого наследия поэтов довоенных лет.


100 стихотворений о любви

Что такое любовь? Какая она бывает? Бывает ли? Этот сборник стихотворений о любви предлагает свои ответы! Сто самых трогательных произведений, сто жемчужин творчества от великих поэтов всех времен и народов.


Серебряный век русской поэзии

На рубеже XIX и XX веков русская поэзия пережила новый подъем, который впоследствии был назван ее Серебряным веком. За три десятилетия (а столько времени ему отпустила история) появилось так много новых имен, было создано столько значительных произведений, изобретено такое множество поэтических приемов, что их вполне хватило бы на столетие. Это была эпоха творческой свободы и гениальных открытий. Блок, Брюсов, Ахматова, Мандельштам, Хлебников, Волошин, Маяковский, Есенин, Цветаева… Эти и другие поэты Серебряного века стали гордостью русской литературы и в то же время ее болью, потому что судьба большинства из них была трагичной, а произведения долгие годы замалчивались на родине.