Средь бела дня - [8]

Меня так просто обездолить

Из-за малейшей чепухи.

Любые беды, точно овод,

Меня способны искусать,

Вот и выискиваю повод

Стихи о радости писать.

«А лес, что затоплен весенней водой…»

А лес, что затоплен весенней водой,

Наверное, помнит меня молодой.

Наверно, овраги его и тропинки

Способны меня описать без запинки,

Сказать, как могла забрести далеко

И как мне когда-то дышалось легко,

И как я легко и свободно ступала,

Как в беге ручьям его не уступала

И как, не без помощи вешней ольхи

Слагала свои молодые стихи,

Как в поисках рифмы, и ритма, и краски

Совсем не гнушалась я птичьей подсказки.

«Такая маленькая птица!..»

Такая маленькая птица!

Ну что в ней может поместиться?

Что, кроме лёгонькой души,

Чьи песни дивно хороши?

Ах, был бы мир вот так же тесен,

Чтоб ничего, помимо песен,

Рождённых осиянным днём,

Во век не умещалось в нём.

«А скоро вишня вспенится…»

А скоро вишня вспенится…

Душа живёт — не ленится…

Запенится сирень.

И свет — куда он денется? —

Родит сквозную тень,

А тишина — кипение

Страстей, бурлящих в пении

Весенних певунов,

И не поймёшь, где бдение,

Где область сладких снов.

Памяти Э. В. Брагинской

«Да что здесь может надоесть?..»

Да что здесь может надоесть?

Всегда ведь что-нибудь да есть,

Чего доселе не бывало:

Я нынче чуть не прозевала

Неописуемый рассвет;

Из дома вышла — снега нет,

Зато проклюнулась травинка.

Что ни мгновенье, то новинка.

Вот птица странного пера,

Которой не было вчера,

К стволу намокшему приникла.

А те, кого я так привыкла

В любое время окликать,

Вдруг стихли, перестав мелькать.

Ведь вроде так на жизнь запали, —

На тень, на свет, — и вдруг пропали.

«Зачем смотреть на вещи мрачно…»

Зачем смотреть на вещи мрачно,

Коль намекнули нам прозрачно

Немеркнущие небеса,

Что существуют чудеса?

И надо просто научиться,

Когда беда к нам постучится,

Напасти нас возьмут в кольцо,

Удачу узнавать в лицо, —

Спасение, удачу, чудо,

Что явится невесть откуда.

«Я не верну Творцу билет…»

Я не верну Творцу билет.

Да у меня его и нет.

Я знаю очень-очень мало

Про то, как я сюда попала.

И даже если сквозь года

Я еду зайцем — не беда.

Ведь это значит, — прямо ль, косо

Идёт дорога, — нет вопроса

Вернуть билет иль не вернуть.

Чуток посплю, и снова в путь.

«Живу под кровлей голубой…»

Живу под кровлей голубой,

Пытаясь справиться с собой.

Трудней всего на свете белом

Дружить с душой своей и телом.

То там болит, то тут болит,

То аллергия, то колит,

То поясница заболела,

А то вообще тоска заела,

Любые праздники губя.

И нет спасенья от себя,

И не спасут Париж и Рома.

Спасёт одно: оставить дома

Себя. Оставить, запереть

И никуда с собою впредь

Себя не брать и жить без груза.

Но что на это скажет муза?

Коль нет ни тела, ни души,

То, с кем шептаться ей в тиши?

«Не горячись, не полыхай…»

Не горячись, не полыхай.

Всё уже было. Отдыхай.

Не надо ни тоски, ни пыла.

И то и это тоже было.

И обмирали, вдаль летя,

На всё таращась, как дитя,

Смеялись, плакали. Короче,

Не утруждай себя. А впрочем,

Коль ты родился, то рискни.

А вдруг все эти ночи, дни,

Морока вся — в твоей трактовке

Преобразится, как в обновке.

«Стихи — открытие моё…»

Стихи — открытие моё,

Моё счастливое наитие,

Моё убежище, укрытие,

Моё надёжное жильё.

Хоть вы и мнитесь миражом,

Воздушным чем-то и нечаянным,

Без вас была б я неприкаянным

Бродяжкой, нищенкой, бомжом.

«В такой богатый мир мой внутренний…»

В такой богатый мир мой внутренний

Опять ворвался ветер утренний,

И луч, что душу осветил,

Мой мир ещё обогатил.

Живу я, внутренне богатая.

Одна печаль: земля покатая.

Кичусь богатством, не кичусь, —

Я всё равно с неё скачусь.

Ну разве что она спохватится

И за меня сама ухватится,

И станет всячески искать

Пути меня не отпускать.

«Мой ангел — он всё непременно устроит…»

Мой ангел — он всё непременно устроит.

Устроит, уладит. Ну что ему стоит?

И кто мне надежду на это внушил?

Уж точно не тот, кто когда-то здесь жил.

Ведь тот, кто здесь жил до последнего вздоха,

Он кончил, как все. То есть, грустно и плохо.

Но в голову мне почему-то взбрело,

Что ангел вот-вот мне протянет крыло

И грустных вещей ни за что не допустит,

Не бросит меня и крыло не опустит.

«О как жизнью пропахла весна…»

О как жизнью пропахла весна,

Свежим ветром, живительной влагой,

И стихи, вдруг расставшись с бумагой,

Той, что им и пресна, и тесна,

Устремились туда, где крыла,

Дымка вешняя и медуница.

И совсем загрустила б страница,

Если б тень туда не забрела,

Тень от крыльев, от влажной ольхи,

Заменив хоть на время стихи.

«Я с ног валюсь. Устала адски…»

Я с ног валюсь. Устала адски.

Но, Бог ты мой, какие цацки

Весна с собою принесла.

Все эти цацки без числа

Готова я делить по-братски

С любым, кто топает со мной

Бок о бок по тропе земной:

Ему — все трели и форшлаги,

А мне — все влажные овраги,

Все медуницы до одной.

«Точка, точка, тире, точка, точка …»

Точка, точка, тире, точка, точка —

Родилась только первая строчка,

Но уже есть намётки второй —

Столь же трепетной, столь же сырой.

И пускай она будет сырая.

Жизнь её сочиняет, играя

Птичьим горлышком, птичьим пером,

Чтобы в воздухе вешнем, сыром

Возникали, как плод озаренья

Строки зыбкого стихотворенья.

«Пожары, взрывы там и тут…»

Пожары, взрывы там и тут,

А люди, знай себе, живут,

Весь мир — пороховая бочка,

А люди в нём живут и точка.