Спящий ветер - [19]

Хитклиф устроился в самом углу рубки и молчал, а потому до сих пор оставался не замеченным, лишь теперь слегка повозился, поменял позу, и снова затих, слившись с интерьером. Как ни хотелось казаться бесстрашным и решительным, Рин замер и замялся у самого "кресла". В полевых условиях синхронизироваться ему еще не приходилось, даже последнее учебное подключение случилось пять лет назад во времена, когда Академия Ки казалась незыблемой.

- Я захватила тебе резиночку, - Анна неуверенно протянула ему раскрытую ладонь и Рин уставился на самую обыкновенную резинку для волос, оранжевую в голубой цветочек. - Харан как-то обошелся, но у тебя... - она сделала неопределенной жест свободной рукой и снова замялась. Рин демонстративно закатил глаза, мол чего взять с этих трепетных медиков, но резинку с ее ладони сгреб и, прежде чем лезть в экзоскелет, небрежно затянул волосы в высокий хвост на затылке.

- Приступим, - буркнул он. Первым делом Анна застегнула на его запястьях ремни. Холодный металл неприятно ожег кожу, но Рин даже не поежился. Он со сдержанностью и достоинством принимал выпадающие на долю Ки'пилота неудобства, предпочитая расценивать их как благородную жертву на пути к высокой цели их предназначения. Так учили в Академии. Панель под голову оказалась слишком высоко, и Рин с ревнивым неудовольствием осознал, что после капитана "кресло" еще не потрудились перенастроить. Стоит отдать должное Лиаму, он тоже это заметил и почти сразу оказался рядом. Ему пришлось взгромоздиться на табуретку, что бы достать до нужной панели, и это вызвало еще одну небольшую, но раздражающую, заминку. Лиам сноровисто крутился вокруг, что-то подкручивал в конструкции, что-то ослаблял, растягивал, максимально подгоняя под пилота. Он почти ничего не говорил, только время от времени коротко интересовался у Рина, не вызывает ли у него что-либо неудобств, в достаточной ли мере настроен тот или иной элемент "кресла". Ни малейших сомнений или волнения не отображалось на его лице, словно он всю жизнь только тем и занимался, что настраивал оборудование под Ки'пилотов. А вот у Анны, что стояла в паре шагов от них, побелели плотно сжатые губы и дрожали пальцы. Закончив настройку, Лиам посторонился, занял свое место у приборной панели, но вновь закидывать на нее ноги не стал. Анна сосредоточено нахмурилась и шагнула вперед. Она закатала его рукав, обнажив идущую от запястья до сгиба локтя полосу портов ввода препаратов и Рин почувствовал холодное, влажное прикосновение. Он не стал опускать взгляд что бы убедиться в том, что Анна дезинфицирует и проверяет дееспособность пять лет игнорируемого имплантата. Она что-то коротко и неразборчиво буркнула, но не нашла к чему придраться. С несколько чрезмерной поспешностью она подхватила с медицинского столика первую из целого ряда капсулу, надломила на ней крышку и, словно боясь ошибиться или передумать, ввела ее содержимое в верхний, у самого локтя, порт. На одно короткое мгновение Рин напрягся, а затем расслабился, откинул голову назад и прикрыл глаза. Первая ступень принесла спокойствие и легкий холодок, стремительно растекающийся по венам. Следующее касание Рин скорее угадал, чем почувствовал. На смену холоду почти мгновенно пришел огонь. Он растекся по телу, достиг самых дальних точек, пожарищем вспыхнул в мозгу и заставил забыть о материальности собственного тела - стер грань между ощущениями и осознанием реальности. Третья ступень отбросила во тьму. В жаркую, беспросветную, удушающую тьму. Эта Тьма иногда снилась Ки'пилотам в кошмарах, мучила своей безвыходностью, беспомощностью, выпивала волю и заставляла проснуться в холодном поту. Но сейчас пилот встречал ее как давнего союзника.

- Все показатели в норме, - мужской голос доносился, словно из-под толщи воды. Рин не узнавал его, не смог узнать, но не жалел об этом ни секунды. Не было и не могло быть ничего важнее, кроме этой темноты. Он больше не чувствовал касаний медика, не ощущал, как проникает под кожу очередной коктейль. Четвертая ступень накатила болью и безумием. Перед глазами вспыхнули яркие пятна, разбивая спокойствие и темноту. В мозгу зародился звон. Сперва глухой, едва заметный, он стремительно набирал интенсивность и заполнял собой все. В этот звон то и дело вплетались звуки и голоса, некогда слышанные, но позабытые, далекие, мертвые. Боль накатила снизу вверх, мучительно долго и остро, как дрожащая струна. Хотелось кричать, только вот незадача - тела больше не было.

- Наклонись! Рин, наклонись!

Он слышал голоса. Девичьи голоса. Они звенели, метались, рассыпались осколками в причудливом, искаженном калейдоскопе. Существовали ли они на самом деле? Рин слышал смех, звонкий, как весенняя капель, чувствовал касания теплого ветра. И боль. Она копилась, становилась невыносимой, и только тогда, как долгожданное избавление, в основание шеи вонзились штыри проводника. Проводник щупальцами расползся по всем закоулкам мозга, вымел оттуда боль и безумие, расставил все по своим местам. Пятая ступень. Рин жадно, судорожно вздохнул, хватая ртом воздух, и почувствовал смутное удовлетворение. Все шло правильно, так, как должно быть.