Спустя вечность - [120]
Он всегда верил в жизнь после смерти, и никакого страха, что его плохо примут там, по ту сторону, у него не было
Он верил в доброго Бога.
Я рада, что сижу здесь. Но это все же немного странно, я чувствую себя такой одинокой теперь, когда наши дороги разошлись… Странный переход, а я всегда ненавидела переходы, я люблю продолжительность, прочность, даже если она приносит страдания.
Я снова берусь за письмо. Сейчас второй час ночи, папа только что умер».
«19.2.52. Арилд помог мне уложить его, закрыть рот и глаза».
Невозможно придумать ничего более простого, чем его похороны, так распорядился он сам. Харалд Григ прислал телеграмму, позвонил по телефону и попросил, чтобы «Гюлдендалу» было разрешено взять на себя расходы по похоронам. Ни у мамы, ни у кого из нас не было причин не согласиться с этим. Мы приняли это с благодарностью.
Вообще все проходило без цветов и речей. Автомобиль от бюро ритуальных услуг забрал гроб, который мы с Арилдом накрыли норвежским флагом. Этот флаг, сколько я себя помню, он всегда поднимал 17 мая. И больше никогда.
Только самые близкие присутствовали в крематории в Арендале. Никакого пастора, никакого отпевания, но я попросил органиста, который был предоставлен к нашим услугам, сначала исполнить «Грезы» Шумана — произведение, название и мелодия которого были взяты словно из отцовской души. Мама вышла вперед, положила единственную розу на гроб и сказала несколько слов, которые были записаны на бумажке, эту бумажку она потом отдала мне.
Прощай, Кнут, и спасибо за компанию. Не всегда было легко идти с тобой в ногу. Иногда тебе приходилось ждать меня, иногда — мне тебя.
Случалось, что наши пути расходились, но так или иначе мы снова находили друг друга. Спасибо, Кнут, и прощай.
В конце церемонии исполнили «Весну» Грига, гроб опустили и все было окончено. Его воля была выполнена до конца.
Годы, последовавшие за смертью отца, не стали легче для матери и других обитателей Нёрхолма. Ее многочисленные письма этого периода отмечены унынием и тоской. Многое из того, что случилось, я знаю и из ее книг и из биографий, написанных другими, поэтому не буду следовать за нею день за днем, но остановлюсь на том, что выделяет она сама. Насколько я помню, в наши общие счастливые времена она бывала и веселой, и счастливой, и находчивой, и остроумной. Но еще с молодости она имела склонность к депрессии, меланхолии, одиночеству и задумчивости. Было ли это наследство от ее матери, всегда печальной старухи?..
На почтовой открытке с черной каймой она написала мне после смерти отца:
>«Нёрхолм 4.3.52.
Поздравляю тебя с 6 октября!
Глупая формула, но я желаю тебе в этот день, как и во все остальные, чтобы в твоей судьбе появилось хоть немного удачи. Я особенно хорошо помню свое сорокалетие. Меня так угнетало, что я уже такая старая, что весь вечер я провела в лесу в полном одиночестве, разожгла костер, чтобы спастись от ноябрьского холода, сидела там и не хотела никого видеть. А теперь, в семьдесят лет, мне кажется, что с тех пор прошло совсем мало времени, так быстро оно бежит у стариков.
У меня нет денег, чтобы купить тебе подарок, который мог бы тебя порадовать. Поэтому посылаю тебе эти носовые платки, которые я подарила папе двадцать лет назад…»
Время с его тяготами, горем и заботой, часто вызывало сильные чувства и откровения, которые она адресовала и Сесилии и мне, такие, как, например, в письме, датированном: Нёрхольм, 13.3.52.
«Я получила письмо от С. о том, что Сигурд Хуль и Том Кристиансен намерены выступить с осуждением папы по радио>{134} 23 числа. Передача должна называться „От Ницше к Гитлеру“, и Хуль будет читать отрывки из „Голода“, которые должны показать, что папа был прирожденный изменник родины. Сесилия знает несколько человек в руководстве радио и прислала мне черновик своего протеста, по-моему, совершенно замечательного. Он написан с достоинством и очень убедительно, это протест верной любящей дочери. Я считаю, что она должна отправить это письмо. Неужели недостаточно той трусливой мести, которую позволил себе Хейберг в день смерти папы?
Еще до того, как я получила письмо Сесилии, я сама написала Сигурду Хулю и откровенно высказала ему свое мнение о его (и других) поведении. Так что если он после этого все-таки будет продолжать заниматься осквернением праха, то ни я, ни Сесилия в этом не виноваты. Необходимо бороться за то, что тебе кажется правильным или ты уверен, что это правильно. Можешь считать, что это бесполезно, но от уступчивости пользы еще меньше. Человек становится ущербным, находясь в этом зле, лицемерии, лжи и жульничестве, я слишком долго молчала и накопила слишком много горечи…»
Пока она работала над продолжением двух статей для немецкого журнала «Нойе Иллюстрирте» (продолжение так и не было закончено), я получил от нее письмо с почтовым штемпелем от 9.5.52.
«…По-моему, просто невозможно не упомянуть Грига. То есть имя я могу и не называть. Но его предательство, его неблагодарность и бессердечие образуют центр тяжести в папиной трагедии, именно это сделало последние папины годы такими убогими. Когда папа вышел из Психиатрической клиники с заключением Лангфельдта, он, восьмидесятивосьмилетний старик был настолько безвреден (и даже невменяем), что любой человек должен был оказать ему немного человеческого сострадания, не рискуя ничем для своих глубоко национальных чувств. Грубый отказ Грига был слишком бессердечен, тем более, что он очень обязан папе, и лично и как директор издательства. Благодаря Лангфельдту и К
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.