Спросите Колорадо: или Кое-­что о влиянии каратэ на развитие библиотечного дела в США - [27]

— Ну-ну, — кивнула я. — Мое дело предупредить. Делайте что хотите. Я могу сесть?

Не дожидаясь ответа, я уселась за письменный стол и подвинула к себе недописанные стихи. Он мгновенно оказался за моей спиной и выхватил у меня листок с каллиграфически четкими строчками — у меня и впрямь неплохо получилось!

— Это еще что?

— Это стихи! Я всегда пишу стихи по ночам!

— Могу себе представить, что это за стихи. Мое счастье, что я не знаю русского языка.

— Да как вы смеете? — возмутилась я. — Эти стихи написал Пушкин, знаменитый русский поэт, к тому же и негр вдобавок. Кто вы такой, чтобы оскорблять представителя национального меньшинства?

— Вы же сказали, что это вы пишете?

— Я пишу для собственного удовольствия, просто переписываю любимые стихи. Видите, как красиво получается?

Он пожал плечами и бросил листок на стол.

— Пишите что хотите, только молча… — Он сделал знак своим немногословным усатым друзьям, и они начали обыскивать кухню. Они работали четко и слаженно, ящик за ящиком, вещь за вещью — вынули, ощупали, встряхнули, свернули, аккуратно сложили, положили на место, улыбнулись, передвинулись к следующему объекту. Покончив с кухней, усачи перебрались в спальню, я последовала за ними — мало ли что они там устроят, за мной последовал главный бандит. Не обращая внимания на разбросанные на полу книжки, на которые тут же накинулись его сообщники, он обвел глазами развешанные по стенам картины и уставился на единственную из них, заслушивающую внимания.

Он потратил некоторое время на разглядывание, потом обернулся ко мне:

— На удивление депрессивное полотно. Никогда таких не видел. Это Россия?

— Это мой дом в Москве, — улыбнулась я. — Картина очень тонко передает настроение. Моя любимая.

— Понятно, — кивнул бандит. — И который из них ваш дом?

— А вам зачем? — ехидно поинтересовалась я. — Вы собираетесь поехать в Москву и обыскать мою квартиру просто на всякий случай?

Он встрепенулся было что-то мне сказать, но передумал. Сдержанный. Вел бы ты себя поприличнее, я бы рассказала тебе историю приобретения этой картины. Я снова улыбнулась, вспомнив, как в мой первый приезд в Москву после переселения на чужбину Ленка затащила меня в свой любимый художественный салон. Мы походили там немного, любуясь развешенными по стенам картинами, зашли в уголок, где были выставлены работы горячо мной любимого за его необычную технику, но, к сожалению, всегда дороговатого для меня Григория Матрехина, и вдруг я сделала стойку.

— Смотри, это же мой дом!

Действительно, на картине жемчужно переливался уходящий вдаль заснеженный Центральный проспект, сбоку красовался универмаг, а справа за ним размытым силуэтом виднелся мой дом. На переднем плане месили грязный снег пешеходы, разбегаясь из-под колес гигантской легковой машины.

— Я хочу купить эту картину! — возбужденно заявила я. — Я ее повешу у себя в спальне и не буду чувствовать тоску по родине! Только у меня столько рублей нету, одни доллары и кредитные карты.

— Извините, — обратилась я к продавщице, — вы кредитные карточки берете?

Та отрицательно покачала головой.

— А обменный пункт у вас есть?

— В универмаге через дорогу.

— Хорошо, мы скоро.

Мы вышли из салона и пошли по пешеходному мостику в универмаг. Быстро поменяли деньги и потрусили обратно. И тут Ленка начала сомневаться.

— Ты знаешь, что-то не нравится мне эта машина…

— Какая машина? — не поняла я.

— Ну, машина на переднем плане картины. Какая-то она… ненатуральная.

Ленка закончила МАДИ и машину водит с шестнадцати лет. Раз она сказала, что машина ненатуральная, значит так оно и есть.

— Ты не спеши платить, давай еще посмотрим, — предложила Ленка.

— Ну хорошо, давай еще посмотрим, — покорно согласилась я.

Мы подошли к картине и вновь уставились на нее.

Теперь, когда Ленка сказала, что с машиной что-то не так, я сразу же увидела, какая она несоразмерно большая: по пропорциям — «Жигули-копейка», по габаритам — настоящий «Хаммер». Пробегавшая мимо автомобиля девушка едва-едва доставала до вершины колеса этого гиганта.

— Да, — протянула я, — а если бы ты мне не сказала, я бы купила эту картину и долгие годы наслаждалась бы ею. А теперь не могу, как отрезало. Хотя, может быть, это и не Жигуль вовсе? У «Шевроле» есть такая модель: полулегковушка-полугрузовик. Выглядит очень похоже.

— Я тебя умоляю, откуда у нас на Центральном проспекте «Шевроле»-переросток? Да он просто не умеет рисовать автомобили! Вот глянь — и на этой картине они какие-то кургузые, и вот тут тоже…

К нашей экскурсии присоединились продавщица и охранник. Они тоже с веселым недоумением отметили, что надо же — уважаемый художник, член союза, выставляется по всему миру, да и сам заядлый автомобилист, — а машины изображать не умеет!

— Что же мне делать? — заныла я. — Я так хотела купить картину со своим домом! А теперь что?

— Не беда, — рассудительно сказала Ленка. — Посмотри вот на эту. Опять же она маленькая и стоит в два раза дешевле. Тебе ничего это не напоминает?

Я вгляделась. Это был тот же Центральный проспект, только с противоположной стороны, он был такой уныло-депрессивный, по мокрой аллее куда-то спешила девушка, светофоры горели красным светом, и ни одной машины на проспекте не было.