Спроси себя - [35]

Шрифт
Интервал

— Я понимаю вашу тревогу, Родион Васильевич. Однако вы весьма категоричны и склонны к обобщениям.

— Позвольте! — воскликнул Пашков. — Но думать мы все обязаны! Я себя временщиком не считаю. — Лицо его побледнело, заострилось.

— В данном случае меня интересуют только факты, связанные с аварией. Иначе мы в трех соснах заблудимся.

— Должен тем не менее добавить, что со стихией шутки плохи. Она дама капризная. У меня вот папочка имеется. Только за прошлый год шесть аварий на разных запанях было. Так разве наша — единичный случай?

— Я познакомлюсь и с этими материалами, — неохотно ответил Снегирев.

— Стихию судить трудно. Она всегда делает первый шаг. Вот и у нас беда стряслась. А вы сразу личное дело Щербака требуете.

— Разберемся, — смело пообещал следователь.

Снегирев понимал, что дело, которое ему предстояло расследовать, путаное, сложное и застрянет он в Сосновке надолго. И Вадим Николаевич с огорчением подумал, что не успеет съездить в Ленинград к дочери.

— Знаете ли вы, сколько землетрясений происходит на земле за год? — вдруг спросил Пашков, закуривая новую папиросу.

— Не знаю, — на всякий случай сказал Снегирев.

— Триста тысяч.

— Многовато.

— А знаете, что в мире каждую секунду где-нибудь грохочет гроза?

Следователь положил ногу на ногу и, разглядывая носок пыльного ботинка, заявил:

— Это из области естествознания, а не права.

— Но ведь энергия даже самой заурядной грозы равна взрыву пятнадцати атомных бомб, — тихо сказал Пашков.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Природа бунтует, и, мол, с нас взятки гладки. Только ведь грозы-то у вас не было, а пожар был. Одна загадка. Как лес умудрились в Волгу выпустить — другая. И отвечать за это кому-то придется обязательно. А вот кому — для этого я и приехал. — И Снегирев раскрыл личное дело Щербака.

* * *

Поезд уносил Пашкова все дальше и дальше от родных мест. Вглядываясь в проплывающие за окном картины, он не сожалел, что ввязался в неравную борьбу за судьбу Щербака, и настойчиво, с безотчетной верой убеждал себя, что обязательно выдюжит, как когда-то в былые военные годы.

В сумерках поезд пришел в Москву.

Остановившись у родственников жены, Родион Васильевич на следующий день вечерним часом отправился держать совет с Андреем Лукичом. Академик Фролов был когда-то солдатом в его батальоне. В ту пору Андрей заканчивал институт и в первые дни войны ушел в ополчение, а нынче Фролов стал признанным теоретиком строительства гидроэлектростанций. Андрей Лукич не только реки, но и моря хотел запрячь в лихую упряжку. С Пашковым он не виделся много лет, но они тесно были связаны жизнью на фронте.

В кабинете академика, заставленном книжными шкафами и полками, Пашков ожидал его прихода, разглядывая ряды энциклопедий, научных работ, справочников; среди них неожиданно встречались томики Петрарки и Блока, Толстого и Мицкевича.

Пришел большой черный дог и, знакомясь, обнюхал Пашкоза. Морда у пса была страшная, под стать собаке Баскервилей, а глаза тихие. Потом, шлепая тапочками, надетыми на босу ногу, в халате появился и сам хозяин. Фролов долго смотрел на Пашкова, словно медленно узнавал его и безмолвно вспоминал фронтовые годы, а затем сказал:

— Здравствуй, комбат…

Они хотели обняться, но постеснялись чего-то или оробели, и Родион Васильевич вдруг ясно вспомнил, как солдат Фролов напросился в разведку, — ему не хотелось отставать от других. Но тогда Андрей скрыл от командира, что у него насморк. Ему казалось, что болезнь эта несерьезная, легкомысленная, и он не считал нужным обращать на нее внимания. А ночью в тылу неприятеля Фролов неистово расчихался. Немцы всполошились. Важное задание было сорвано. Когда Фролов стоял перед комбатом Пашковым и, бледнея, слушал, как его корил командир, именно в этот час между Родионом Васильевичем и солдатом Фроловым возникла дружба, сохранившая память о невзгодах военной жизни. Вскоре Фролова отозвали с фронта — его идеями создания сибирского гидроэнергоцентра заинтересовались солидные и компетентные лица.

— Здравствуй, Андрей, — тихо ответил Пашков.

Перед академиком Фроловым стоял пожилой однорукий человек, лысый, с пасмурными глазами, будто устал он жить на земле и теперь готовился к смерти. И Андрей Лукич неожиданно вспомнил, что, после того как его отозвали с фронта, кто-то из ребят написал ему в письме, что комбату Пашкову взрывом оторвало руку. Он поднял ее и продолжал вести батальон в атаку, пока не упал, обессиленный, в сухую траву. Бесстрашным человеком остался комбат Пашков в памяти солдата Фролова.

Свет теплого вечера проникал в окно. Однополчане стояли молча и чего-то ждали, глядя друг на друга. Вероятно, они хотели видеть себя такими же, какими расстались, но это было невозможно. Они верили, что сердца их близки, как и раньше, оттого что пережили одну боль незабываемых лет, но почему-то каждый испытывал необъяснимую неловкость. Фролов улыбался так же, как и грустил, не меняя выражения лица, потому что, должно быть, привык больше молчать и думать в одиночестве.

Пашков вздохнул и сказал:

— Я к тебе, Андрей Лукич, за советом. А может, и помощью. Беда у нас большая. — И, положив на стол план запани, он рассказал об аварии.


Еще от автора Семён Семёнович Клебанов
Прозрение

Предлагаемые читателю роман и повести С. Клебанова построены по законам остросюжетного жанра. Они увлекают динамикой событий, остротой жизненных перипетий, достоверностью историй, положенных в основу сюжета.


Настроение на завтра

Предлагаемые читателю роман и повести С. Клебанова построены по законам остросюжетного жанра. Они увлекают динамикой событий, остротой жизненных перипетий, достоверностью историй, положенных в основу сюжета.


Прозрение. Спроси себя

В книгу вошли две остросюжетные повести о наших современниках — «Прозрение» и «Спроси себя», объединенные темой нравственного и гражданского воспитания молодого поколения. Автор исследует важнейшую проблему ответственности советских людей друг перед другом, перед моральным кодексом нашего общества. С повестью «Спроси себя» читатели знакомы, она была издана в «Молодой гвардии» в 1976 году. Повесть «Прозрение» новая.


Рекомендуем почитать
Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов

«Венецианская птица».К частному детективу Эдварду Мерсеру обращается американский миллионер с просьбой найти в Венеции некоего художника. Мерсер узнает, что художник давно мертв, а человек, сообщивший ему об этом, погибает. А вскоре на частного детектива начинают охоту те, кто не хочет, чтобы правда об их смерти выплыла наружу…«Королек».При загадочных обстоятельствах умирает знаменитый ученый Генри Диллинг. А жизнь его возлюбленной Лили превращается в ад. За ней постоянно следят, ее преследуют, угрожают расправой.


Досье на Шерлока Холмса

Книга содержит подробные биографии Шерлока Холмса и доктора Уотсона, составленные одним из лучших авторов шерлокианы Джун Томсон на основании детального анализа всех произведений А. Конан Дойла о великом сыщике.


Пассажирка из Кале

Классика детективного жанра!Таинственные истории о преступлениях, совершенных в замкнутом пространстве. Несущийся навстречу беде поезд – их главный герой… Романы «Римский экспресс» и «Пассажирка из Кале», включенные в это издание, начинаются похоже: поезд отправляется и впереди, казалось бы, скучные часы ожидания… Но в конечный пункт пассажиры приедут другими людьми. Если, конечно, останутся живы…


Искатель, 2013 № 03

Для детей от 16 летАнатолий ГАЛКИННАРОДНЫЕ МСТИТЕЛИповестьСкайрайдерПОРТРЕТроман.


Загадка рубина «Аббас»

Случаи из практики величайшего сыщика всех времен и народов, о которых только упоминал в своих рассказах его друг и ассистент доктор Уотсон.Известный карточный скандал в «Нонпарель-клубе», случившийся вскоре после завершения дела о собаке Баскервилей.


О, Гамлет мой! я отравилась!

Журнал «Наука и жизнь», 2011 г., № 4, стр. 136-138.