Справедливость - [6]

Сергей Сверстников отложил корреспонденцию Николая Васильева в сторону.

— Д-д-да… Теперь честного человека не дадут оклеветать. Что же Курочкина смущает в этой статье?

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Телефоны редакции газеты «Новая эра» работают с бо́льшей нагрузкой, чем обычно. Поступают новогодние новости о досрочном завершении годового плана, поздравления.

«Под новый год не дадут работать», — подумал Сверстников. Тут же снова зазвонил телефон.

— Слушаю… — Поздравлял товарищ из правления Союза композиторов. — Спасибо, вас тоже поздравляю и желаю в новом году новых хороших опер и песен… Что, что? Хаманэ? А кто он такой? Критик?.. Вспоминаю. За меня попросите извинения у Хаманэ…

Перевод статьи японского музыкального критика Гиндзи Хаманэ Сверстников прочитал почти месяц назад и направил в отдел литературы и искусства для подготовки в печать, а потом забыл об этом материале. «Вот и работенку подкинули».

Сверстников вызвал редактора отдела Вяткину.

— Где статья Хаманэ? — спросил он.

— Хаманэ? — Вяткина вопросительно подняла брови. — А-а-а, это токийский музыкальный критик? Сдала в архив.

— Почему?

— Почему? — Вяткина недоуменно пожала плечами. — Нельзя такую статью печатать, в ней высказываются довольно архаичные мысли.

Сверстников вспомнил, что ему статья чем-то понравилась.

— Разыщите, пожалуйста, статью, почитаем еще разок.

— Что же, сейчас откопаем, — вяло проговорила Вяткина и не торопясь вышла. «И чего это ему взбрело в голову читать статью Хаманэ? Может быть, есть дипломатические соображения?..»

Через некоторое время она вернулась в кабинет Сверстникова.

— Вот. — И Вяткина села в кресло, закурила.

Сверстников внимательно прочитал статью.

— Хорошая статья и по духу и по форме! Что же вас смутило?

Вяткина ответила не задумываясь:

— Разве вы не заметили? Музыка ставится в прямую связь с классовой борьбой…

Сверстников еще раз перечитал статью: «Из абстрактного комбинирования звуков, полностью лишенного национальной специфики и оторванного от традиций, не может получиться шедевр, способный тронуть сердце народа»… «но это нужно буржуазии»… «это нужно американскому империализму»… «Победа абстракционизма — смерть национальной музыки»… «Пролетариат — вот кто хранитель и создатель современной японской музыки»…

— Вроде бы все на месте. Пролетариат Японии, несомненно, самый прогрессивный класс социального развития, думаю, и культуры страны, достойный наследник японской культуры. Так это и у нас.

Вяткина спросила Сверстникова:

— А вы читали статью Камнева? Как он талантливо высмеивает тех, кто считает, что от цены на кирпич зависит мировоззрение героев!

— Если бы этот Камнев, — сказал Сверстников, — производил кирпич и потерпел крах на рынке, он понял бы, в какой связи находится сознание и живот! На баррикады выходят не только с оружием, но и с музыкой.

— Под вальс стреляют, — Вяткина засмеялась.

Сверстников искоса посмотрел на Вяткину: «Зубастая».

— С «Марсельезой» люди сильнее. Я только что прочитал стихи французского поэта Жака Превера «Под открытым небом». Знаете этого поэта?

— Я ведь французский слабо знаю.

— Скромничаете.

— Это вы свободно говорите по-английски и по-французски, а я только на английском — это почти мой родной язык.

— Послушайте, как эти стихи звучат на французском, в переводе на русский уже многое будет потеряно.

На бульвар Вожирар меня случай привел, и младенца увидел я там.

Он в коробке для обуви спал под кривым фонарем.

Спал он тихо (ах, прелесть!), так крепко он спал (о, кошмар!).

Спал последним он сном.

Вот счастливец, попавший тайком на бульвар Вожирар!

День за днем, ночь за ночью

Под небом открытым,

Под чистыми звездами

Жизнь я веду.

Где они, эти чистые звезды?

Не знаю.

Не видят их те, кто попал в беду.

День за днем, ночь за ночью

Под небом открытым —

Вот так мне приходится жить.

Это — странное небо и грустная жизнь,

Очень грустная жизнь.

Вяткина сразу же почувствовала музыкальность стиха Превера, будто наяву увидев коробку для обуви и в ней мертвого младенца, вздрогнула. Сверстников смотрел на встревоженное лицо Вяткиной. В памяти она повторяла: «Где они, эти чистые звезды?.. Не видят их те, кто попал в беду».

Сверстников прервал молчание.

— Я понимаю сложность мышления, восприятия жизни, понимаю, что жизнь в искусство входит не как простой фотографический отпечаток, но именно она, жизнь, велит художнику.

Вяткина улыбнулась.

— Значит, художник ее раб?

— Нет, подлинный художник ее творец, он ведет людей от рабства к свободе… Статью Хаманэ надо печатать, сдавайте в набор.

Услышав повелительный тон в голосе Сверстникова, Вяткина вспылила:

— Почему вы решаете это единолично?

— Статью Хаманэ отправили в архив, конечно, демократическим способом?

Вяткина покраснела, не ответив Сверстникову, ушла. У себя в комнате она подумала: «Разнервничалась, уйти бы молча — и все». Вяткина взяла в руки автоматическую ручку, ей хотелось вычеркнуть фразу, понравившуюся Сверстникову. «Не буду, пусть идет так в набор».

Сверстников быстро ходил по кабинету. «Такую статью в архив! Японский музыковед, беспартийный, пишет, как марксист, и это не радует Вяткину. Удивительно!»

Вошел Николай Васильев.