Справедливость - [38]

— Мне скучно будет, не уезжайте.

Сверстников этим признанием был немало удивлен. Пристально смотрел он в лицо Вяткиной, видел в нем тревогу, ласку, думал: «Боже мой, неужели она мне симпатизирует?»

— Я ведь еду к Солнцеву, — растроганно сказал он.

— Так это совсем рядом. — Вяткина тихо и довольно засмеялась. Она слышала, что, если придет любовь, с нею не управишься. Рассказывали ей, какие чудеса она творит. Но тогда Валерия Вяткина только смеялась: «Все это сказки!» Теперь она задумалась.

Вечером к ней домой приехал Красиков. Вяткина удивилась его появлению, ведь сказал же он ей, что «больше никогда не встретимся». Он ввалился в ее квартиру в сопровождении шофера такси, оба нагружены свертками, коробками, бутылками и цветами.

— Будет у нас с тобой праздник.

Красиков протянул Вяткиной пухлый томик своих стихов под бойким заголовком «Мир вихрастый». Валерия раскрыла книгу: «В. В. В. С любовью и надеждой. Твой А. К.». Она взглянула на поэта. Ей не понравился его вздернутый и острый, как у бабы-яги, подбородок, белесые волосы…

Вяткина расставила на столе тарелки, рюмки. Красиков суетился и, ставя цветы в вазу, уронил ее и пролил воду, неуклюже стал вытирать пол шарфом.

Выпили по рюмке коньяку, веселье не приходило, молчала она, молчал и он. Вяткина удивилась: оказывается, ей не только безразличен, ей просто неприятен Красиков. Он попытался ее поцеловать, она отстранилась.

— Ты очень похорошела, — сказал через некоторое время Красиков.

— Разве? — Она уже от многих слышала, что за последний месяц помолодела и стала красивее.

Красиков заметно хмелел.

— Читала статью обо мне?

— Читала.

— Очень много пишут о моих стихах, я не успеваю читать, да, собственно говоря, я и не знаю, где что печатается.

Валерия вспомнила статьи об Алексее Красикове. Впечатление от всего, что писалось о нем, было такое, будто в мир пришел гений. Это впечатление усиливалось хвалебными, броско поданными эпитетами, вроде «новатор в поэзии», «бунтующий гений», «талантливый поэт», смело ломающий старые формы стиха. Авторы статей этих обещали ему бессмертную славу.

В поэзии Алексея Красикова оставалось ей много неясного, форма, в которую он облекал свои мысли, казалась нарочито замысловатой. Лушкин сказал Вяткиной: «Глубоко не ройтесь в его творчестве. Он оригинален — это бесспорно. И умен. Но не дай бог узнаете, что он от многих поэтов взял по нитке…» — «Шутите», — сказала тогда Вяткина и только теперь вдумалась в смысл его слов. «Что же, выходит, Лушкин не искренний почитатель таланта Красикова?»

Ей стало жалко Алексея.

Он налил коньяку в рюмки и пригласил Валерию выпить.

— Ты не хочешь выпить за мой успех? Тебе не доставляет радости моя слава? Ты хорошо знаешь, что многие стихи навеяла ты, твоя ласка рождала мою музу.

Ты в общем — чья-то и ничья,

Как щедрость трепетного лета,

Как родниковый

                         зов ручья,

Как непонятная комета.

Я за тобой по временам

Готов лететь покорной тенью.

Пусть не дает покоя нам

Магнит

           взаимотяготенья.

Твержу —

                то дерзостный, то злой:

Приди, звезда моей печали!

И все условности —

                               долой,

Во имя крыльев за плечами,

Во имя нас, и только нас,

Торящих путь к духовным высям,

Во имя счастья — хоть на час,

Без длинных фраз и глупых писем.

Валерия благодарно улыбнулась.

— Ладно. За твои успехи выпью.

Коньяк вершит свое дело, он ослабляет волю, развязным делает язык. Валерия смеялась. Алексей заметил перемену, подсел ближе к ней и обнял. Валерия улыбалась, но сняла с талии его руку. Красиков силой хотел ее поцеловать, но она выскользнула из его рук и снова смеялась. Это дразнило Красикова, и он еще с большей настойчивостью стал добиваться ласки. Она хохотала и хохотала. Красиков обнял Валерию, она пыталась его оттолкнуть, но поняла, что не хватит для этого сил, и ударила по щеке.

— Не смей прикасаться!

Красиков не ожидал ничего подобного. Он привык к бессловесной податливости Валерии и теперь был поражен ее гневным протестом.

— Что все это значит?

Красиков, не простившись, ушел, а она все сидела в кресле с давно потухшей папиросой в руках и улыбалась. Какая-то душевная теплота наполняла ее, когда она вспоминала Сергея Сверстникова. Как будто не два месяца назад, а вот в этот миг она обвила руками его шею, плачет… Она чувствует его тело и робкую застенчивость рук. И чем нежнее она касалась его, тем ласковее становился он.

Валерия Вяткина решила в день рождения Сверстникова поставить в его кабинете букет цветов, но подумала, что на это обратят внимание сотрудники редакции и, чего доброго, кто-нибудь обвинит ее в подхалимстве. «А может, произнести приветствие на летучке? Но Курочкин, пожалуй, скажет: «Обойдемся без этих почестей…»

Теперь Вяткина не сомневалась, что любит Сергея Сверстникова, — она ощущала незнакомую ей раньше радость жизни, ожидание какой-то еще новой, еще большей радости. И она уже не пыталась затушить это чувство, да и погасить его было бы вряд ли теперь возможно.

— Грустно… А если я поеду к нему домой?

Повод для посещения дома Сверстниковых был основательным. Как-то в театре она смотрела спектакль и была поглощена темпераментным и каким-то очень душевным исполнением роли Галиной Сверстниковой. «Да ведь это жена Сергея Константиновича». Вяткина много раз видела Галину и ни разу не подумала о том, что ее начальник муж этой балерины. В антракте Валерия познакомилась с ней, и та пригласила ее в гости.