Справедливость - [36]

3

После возвращения Сверстникова из командировки Вяткина встретила его с искренним радушием. Нашла в нем перемены, отметила, что он загорел и стал еще более привлекательным. Сверстников в Вяткиной тоже нашел перемену, какую-то необыкновенную внимательность к его особе. Она принесла ему журналы и газеты.

— Это я вам приготовила, прочтите. Вы как-то сказали мне, что я имею взгляды на литературу и искусство, далекие от партийных. Я могу теперь сказать, что я ближе к партийной позиции, чем вы.

— Вот как?!

— Да, да, прочитайте газету «Литература» и этот журнал.

Сверстников заметил среди принесенных газет и номер «Литературы» со статьей Лушкина. «Все в том же духе», — подумал Сверстников и сказал:

— Вам хорошо известно, что писатель не может творить произвола над героями своей книги, как не может его быть в жизни. Насилие над героями неминуемо ведет к разрушению художественного образа, к снижение художественного уровня всего произведения. Согласны?

— Допустим, — сказала Вяткина, не зная, куда выведет мысль Сверстникова.

— Пусть будет так: допустим. Но если мы такой взгляд допускаем, то и критик не может творить произвола над произведениями литературы и искусства, наделять героев разбираемых им произведений качествами, о которых нет и слова в произведениях, или делать выводы, которые не вытекают из поступков героев, из строя всего произведения.

Валерия Вячеславна чувствовала какую-то сильную правду в суждениях Сверстникова. Все, что он говорит, вообще кажется убедительным, но стоит коснуться конкретных произведений литературы и искусства, обнаружатся их расхождения. Он одобряет одно, она — другое, она испытывает наслаждение от того, что у Сверстникова вызывает протест.

— У нас разные вкусы, — сказала Вяткина.

— Если бы речь шла только о вкусах… Но нам-то с вами надо иметь одни идейные и эстетические позиции, мы с вами выпускаем не частную газету. Газета — часть партийной литературы, и делать ее надо по-партийному, без поддавков нашим идейным противникам.

— Вы прочтите все, что я вам принесла, может быть, вы примете что-то от них.

— Обязательно прочитаю. А теперь поговорим о картине Павла Архипова.

Членам редколлегии по просьбе Вяткиной разослали статью «Картина Павла Архипова». Художник изобразил встречу Ленина с крестьянином в деревенской бревенчатой избе. Выписаны сучки и трещины на сосновых бревнах, всамделишная медь самовара на столе, покрытом узорчатой клеенкой, копоть в стекле висячей керосиновой лампы.

— Вам нравится эта картина? — спросила Вяткина у Сверстникова.

— Нет.

— Тут же Ленин.

— В том-то и дело, что Ленина на этой картине нет.

Вяткина положила на стол фотографию с картины Архипова.

— Это — Ленин.

— Нет, это не Ленин.

— Схожесть, смотрите, какая схожесть.

Сверстников встал из-за стола и сел в кресло напротив Вяткиной.

— Это не Ленин. Всмотритесь внимательнее в картину. Крестьянин склонил слегка голову набок и лукаво смотрит на Ленина. Крестьянин — настоящее искусство. А Ленин? Будто и не видит хитринки крестьянина. Извините, я не знаю Ленина-толстовца, я знаю Ленина-революционера. Схожесть — заявка человека на талант художника, но схожесть еще не искусство.

Вяткина не ожидала протеста Сверстникова. Она не была восхищена картиной Павла Архипова, но решила похвалить ее, чтобы порадовать Сверстникова.

— Архипов ваш друг, — сказала она.

— Тем более я должен быть строг.

Сверстников рассказал ей, что видел еще первый вариант картины Архипова. Тогда крестьянин выглядел чуть ли не вождем. «Павел, ты написал неправду», — сказал тогда Архипову Сверстников. «Все здесь истина», — подумав немного, ответил Архипов. «Ты сказал хорошее слово «истина». Вот крестьянин у тебя истина. Он у тебя очень зорок, а Ленин изображен не живым, без глубокой мысли».

Снова шесть месяцев Архипов работал над картиной. Он показал Сверстникову новый вариант, который и отнес на выставку. О нем и написана теперь статья. Сверстников опять раскритиковал картину, но Архипов не принял критики.

Вяткина глубоко задумалась.

— Рассорились?

Сверстников засмеялся:

— Нет. Я ему сказал: крестьянину с таким Лениным не о чем беседовать.

Вяткина ушла от Сверстникова, в коридоре остановилась: «Вернусь к нему, вернусь и скажу: «Я вас люблю». Она постояла какое-то время, а потом, раскачиваясь, опустив голову, побрела в свой кабинет.

Сверстников раскрыл журнал. С репродукции картины Телюмина смотрели какие-то тощие, удрученные, раскисшие люди… Автор статьи не скупился на похвалу: «Картина Телюмина привлекает к себе своим яростным темпераментом», «взрывчатой силой характеров», «высоким пафосом». Сверстников протирал глаза и смотрел на репродукцию, он вставал и ходил по комнате, до одури жмурил глаза и опять смотрел… «Ни темперамента, ни взрывчатой силы».

Автор статьи говорил о тех, кто с ним не соглашается, называл их «дремучими невеждами», «вульгаризаторами», «догматиками». Сверстников усмехнулся, подумал: «Сильные аргументы!»

Сверстников добросовестно перечитал все, с чем Вяткина советовала ему ознакомиться. В газете «Литература» и в одном толстом журнале хвалили книги, которые ему откровенно не нравились, захваленные картины казались ему намеренным искажением жизни, музыка — душераздирающими воплями.