Справедливость - [37]

В командировке он читал статьи в «Правде», в толстых журналах Москвы и Ленинграда с другими взглядами на литературу и искусство, но этих статей Вяткина не предложила ему.

Сверстников вспомнил дядю Степана, старого большевика, подпольщика. Уже давно это было. Подписав Сверстникову рекомендацию для вступления в партию, он сказал: «Сергей, трудно ли, легко ли тебе будет, советуйся с Лениным, а потом решай». И еще он говорил: «Партия у нас могучая, призывай ее к делу. Другой силы такой, как партия коммунистов, нет на свете». Будто живой встал сейчас дядя Степан перед Сверстниковым: с бородой и длиннущими сивыми усами. Будто он положил сейчас, как тогда, на плечо Сергея натруженную тяжелую руку слесаря и говорит: «Посоветуйся с Лениным и решай, подумай и решай».

4

Вот уже неделю в газете «Новая эра» из номера в номер печатаются очерки Сверстникова. Вяткина читает их с интересом. Раздумья Сверстникова об отстающих колхозах отличались от мыслей Красикова. Сверстников обнаруживает в деревенской жизни те же недостатки, что и Красиков, но глубоко и со знанием дела вскрывает причины появления плохих колхозов.

— Не перегибаете ли вы палку, напирая в очерках на развитие материального интереса колхозников? — спросила вчера Вяткина Сверстникова.

— Колхозник бежит из деревни не от колхоза, а от плохой жизни. Жизнь сурово убеждает нас, что без удовлетворения материального интереса колхозника мы не двинемся вперед.

— Разве этого председатели колхозов не понимают?

— Не все от них зависит. Вы успели прочитать очерк «Руководство и опека»?

— Да, читала.

В этом очерке Сверстников писал: «К сожалению, во многих случаях спутаны понятия «руководство» и «опека», и, чего греха таить, есть руководители, которые мелкую опеку считают руководством. Опека убивает в зародыше инициативу, сеет пренебрежение к коллективному мнению… Все говорят о применении принципа материальной заинтересованности, но не все подводят материальную базу под его основание. Воздвигается дом без фундамента».

— Я не поняла мысли. Что значит — воздвигается дом без фундамента?

Сверстников с горечью ответил:

— О каком применении принципа материальной заинтересованности может идти речь, если себестоимость продукции выше приемочной цены?!

Вяткина ждала появления очерков Сверстникова, и когда брала в руки газету «Новая эра», читала в первую очередь их. Заголовки привлекали внимание и обещали рассказать что-то необычное.

Сейчас перед Вяткиной новый очерк — «Техническое мужание крестьянства». В нем Сверстников рассказывает о стремлении колхозников овладеть механизаторскими профессиями. «Индустрия, по его мнению, завершает победу коллективизма над индивидуализмом в деревне».

Вяткина зажмурила глаза, и перед ней встал Сергей Сверстников — плечистый, с серебряной головой и совсем-совсем молодым, энергичным лицом. В последнее время она о нем думает и днем и ночью, мысленно устраивает встречи, разговаривает, ласкает и принимает горячие и порывистые его ласки.

Красиков начал замечать в Вяткиной перемены. Он предложил ей встретиться, она отказалась. Раньше она этого не делала — сама свиданий не назначала, но от его приглашений не отказывалась. «У тебя новый роман?» — спросил Красиков. Вяткина ему не ответила, только удивленно повела плечами. Красиков был настойчив: «Ты в кого-то влюбилась?» — «А где она, эта любовь?»

Вяткина этот вопрос уже задавала Красикову три года назад, когда он сказал, что любит ее. Она не верила в любовь других, и сама никогда и никого не любила. Валерия слышала и много читала о первой любви, но была убеждена, что первую любовь люди выдумывают. У нее не было и привязанности. Бездумно и послушно подчинялась она Красикову, ходила за ним, как собачка, но если он уезжал на месяц, на два, даже не вспоминала о нем. Как только он возвращался из поездки, она опять шла с ним — в кино, в театр, в парк. «Не он, так другой, но кто-то рядом должен быть. И уж лучше пусть будет Красиков».

Красиков объяснил Вяткиной: «Ты ведь моя, да?» — «Да». — «Безропотное удовлетворение моих желаний и есть любовь, я даже осмелюсь сказать — преданная». Красиков смеялся, Вяткина горько улыбалась. «Тогда я не ошибаюсь — любви нет», — говорила она. Красиков сердился: «Тогда ты холодная как лед». — «Ты меня этим не обидел».

И вот через три года она снова задала ему этот вопрос: «А где она, эта любовь?» Новых аргументов у Красикова не было, и он не знал, что Валерия уже близка к открытию любви. Про себя она произносила: «Возьми бесценный жемчуг, а мне любовь отдай», и начинала понимать глубокий смысл этой поэтической и музыкальной фразы. Ей осталось сделать еще шаг, два, чтобы увидеть сияние любви, как рудокопу остается сделать еще одно усилие, чтобы открыть золотоносную жилу. «Больше мы с тобой не встретимся», — резко и зло сказал Красиков и ушел. Вяткина приняла разрыв хладнокровно.

Она уже узнала, что может радоваться, как ребенок… Когда шла по коридору редакции, ее под руку подхватил Сверстников.

— Я к вам, — сказала она.

— Я уезжаю.

— Опять? Не надо, останьтесь!

Ей не хотелось, чтобы уезжал Сверстников, как когда-то она не хотела, чтобы от нее уезжала на курорт мать. Тогда наполнилось глубоким смыслом слово «разлука», теперь оно вспомнилось, и горечь разлилась по сердцу.