Справедливость - [31]

Что дохтур делал, сказать не могу, но он достал железяку из-под самого сердцу. Раньше ненастье — мне плохо, солнце — мне плохо, ни зимой, ни летом покоя нет. Теперь-то я уж молодец.

Хозяйка отозвалась:

— Что правда, то правда, теперь он молодец.

— Кто вас оперировал?

— Кириленков.

— Может быть, Кириленко?

— Да, да, по-нашему-то Кириленков. Вот, видишь, было у меня пять дохтуров, а с делом справился один. Председателей тоже много было… Долго ждать, когда железяку вырежут, а уж вырежут, так легко дышится.

Возвратились в Широкое. Сверстникову все время приходили на ум слова хозяина: «Набалаболил и уехал». На сердце легла какая-то горечь, и слова «набалаболил и уехал» как будто были сказаны и о Сверстникове.

Сверстников решил обязательно встретиться с инструктором райкома партии Кирюхиным, который был постоянным представителем в колхозе «Восход». Застал он его уже дома, в полосатой майке, брезентовых шароварах. Сверстников подал руку.

— Извините, в навозе. — Кирюхин подошел к сорокаведерной бочке, сполоснул руки и обтер их о шаровары. — Вот теперь поздороваемся. — Он крепко пожал руку и виновато показал на гряды. — Упустишь, без овощей останешься. Вечерами только и можешь заняться. Еще денек-два — и управлюсь. Картофель еще посажу.

Сверстников не без любопытства рассматривал Кирюхина: он еще не остыл от работы, лоб влажный, щеки в румянце. Кирюхин довольно поглядывал на грядки, они походили на хорошо взбитые перины.

— Помешал я вам?

— Нет, товарищ Сверстников.

Кирюхин наслаждался заслуженным отдыхом и был доволен сделанным. Он изредка наклонялся, подбирал трухлявые палки и камешки и откидывал их к забору.

— Час, два, как вернулся из колхозов.

— И много за вами закреплено?

— Три, но больше всего бываю в «Восходе», колхоз отстающий, не выполняет директив, не справляется с государственными заданиями.

— Говорят, там председатель был пьяница?

Кирюхин сердито и осуждающе смотрел из-под насупившихся бровей.

— Это верно… был такой… Но другие тоже не без греха, а дисциплину знают. А у этого то сырые настроения — «мокро, сеять нельзя», влажно — «хлеб молотить нельзя», то преступная беспечность — этого «не предусмотрел», того «не предвидел», или ничем не оправданная спячка — не раскачаешь. «Подождем да успеем». — Кирюхин говорил на басах, резко жестикулировал, все равно что рубил дрова.

— А он способен был управлять колхозом?

— Ему ничего не стоило подвести район. — Кирюхин с усмешкой посмотрел на Сверстникова. — Этот председатель потерял чувство ответственности за порученное дело, не оправдал надежды руководящих органов. Вот и все. Способен был лет десять руководить райстрахом, а тут вдруг занемог.

— А как же вы?

— Что я? Что я… Я и записки в райком писал, и секретарям говорил, и на бюро выступал. Я не молчал, а беспощадно разоблачал ротозея. На бюро райкома все отмечали, что Кирюхин вовремя сигнализировал. На заседании бюро говорили, что председателя вовремя сняли, — закончил Кирюхин.

— Вовремя?

Уже второй раз за эту беседу Кирюхин одарил Сверстникова недоумевающим взглядом.

— Что же, по-вашему, руководящий орган не вовремя вмешивается в дела подчиненных ему организаций?

Из соседнего двора над забором показалась седая голова с загорелым лицом.

— Владимир Петрович, — сказала седая голова Кирюхину, — ты завтра поедешь в «Красную зарю», прихвати и мне помидорной рассады и кустов пятьдесят клубники.

— Хорошо, Архипыч, привезу, — улыбаясь, ответил Кирюхин. Седая голова скрылась за высоким забором. — Вот он, Архипыч, был председателем «Восхода». В колхоз-то и не переезжал, видите — дом, огород, сад.

— В «Красной заре» председателем работает бывший инструктор райкома? — спросил Сверстников. — Хвалят, говорят, что, еще когда инструктором был, любил хозяйством заниматься, колхоз тогда в гору пошел.

— У того стиль совсем другой, он по натуре хозяйственник. Партийный работник должен со своего конца подходить, а хозяйственник — со своего. Чуть спутаешь функции, и ты уже не инструктор райкома. — Кирюхин вдруг застеснялся. — Надо бы вас угостить, да жены нет дома, в родильный ушла. Третий будет. — Кирюхин засветился, обмяк. — Намотаешься день-то, придешь домой, вот под этой яблоней давай с ребятками кувыркаться, усталость как рукой снимает. Да и огород забава — сегодня приметил огурчик-пупырыш, утром встал, посмотрел, уже вырос с большой палец. А помидорка? Сорвешь ее, а она горит в руках, как спелая рябина. Вы летом приезжайте, Надюша, жена моя, вареньем угостит, она мастерица варить. Ее варенье с медом спорит.

— Спасибо, — проговорил Сверстников.

Кирюхин на прощание заверил:

— Теперь мы за «Восход» взялись, вытянем из отсталых в ряды передовых… Есть тут и наша недоработка.

2

Петр Дмитриевич Фролов, как только помощник доложил, сам вышел из кабинета навстречу Сверстникову. Они обнялись и расцеловались. На пленуме ЦК КПСС они виделись мельком, поговорить так и не удалось.

Давно отгремели годы юности, перед Сверстниковым был уже не Петька Фролов, а седовласый Петр Дмитриевич Фролов, член ЦК, первый секретарь большой области. От того Петьки сохранился умный, пристальный взгляд и задорный хохот. Крепкий загар лица подсказывает, что этот человек лишь на часок-другой задержался в просторном кабинете. Сверстникову подумалось, что сейчас Фролов выйдет из-за стола и скажет: «Я буду здесь завтра», — и уедет в колхозы.