Спойлеры - [19]

Печень: Ну захотелось человеку!!! Ты сама-то вообще где?

Пирожникова: На летней смене в фымышуге.

Печень: Где???

Пирожникова: Физматсмена, но все называют фымышугой – от ФМШ, физматшкола то есть.

Печень: И как там, интересно?

Пирожникова: Жить можно. Но вас, двух клоунов, не хватает. Вот, залезла на тумбочку, поймала связь, чтобы узнать, как живете тут без меня, чо нового Табс написал.

Печень: О бог мой, щас заплачу. Мегамозгу не хватает нас, клоунов.

Пирожникова: Представь, сама в шоке. Не все ж матеша.

Печень: Чацкого ток не включай, ок?

О. Л.: Если помнишь, Захар, я рассказывала, что «Герой нашего времени» стал в русской литературе первым приключенческим романом – как «Айвенго», например, как «Всадник без головы».

Пирожникова: Дааа? А мне запомнилось, что он психолого-социальный и философский почему-то…

О. Л.: Так и это тоже!

Печень: Давайте за приключенческий щас!

О. Л.: Может быть, ты, Захар?

Я: Ну ок. Необычное место действия: дикие нравы, погони и похищения. Ну, мистика там – история с Вуличем. Контрабандисты опять же, Печорина убить пытались. Дуэль.

Я: Мне кажется, он был бы более приключенческим, если бы герои поменьше рассуждали о том и о сем. То есть психологизм – он какбе опять победил, и весь экшн остался где-то на десятом плане.

О. Л.: Психологизм – одна из ключевых особенностей классической русской литературы. Авторам важно не только показывать события и действия героев, но и объяснять мотивы их поступков.

Я: Тогда объясните мотивы поступков Печорина.

О. Л.: М-м-м…

Я: Я читал про то, что ГНВ – это про трагедию незаурядной личности. В чем незаурядность Печорина?

О. Л.: Ему не по душе нравы столичного общества.

Я: Он сам не ангел. Он вам Чацкого вообще не напоминает? Чисто теоретически Лермонтов мог у Грибоедова прочитать.

О. Л.: Есть некоторое сходство, ты прав.

Я: Только Печорин – это еще такой по-плохому деятельный Чацкий: похищает, вызывает, стреляет, убивает. Это какбе Чацкий после слов «Карету мне, карету!» – уехал и крупно накосячил, испортил себе карму.

О. Л.: Возможно, в этом его вызов. Ты же сам пишешь, что Печорин – антигерой своего времени, Лермонтов написал в предисловии.

Я: Но много таких, кто поймет буквально: написано «герой» – значит, герой. Иронию не увидят.

Я: Я тут заглянул в биографию Лермонтова. Мне кажется, что Печорин – это он про себя писал. Хоть и написал в предисловии, что не стоит смешивать автора и его героя.

О. Л.: Кто же теперь точно скажет об этом? Хотя, конечно, такая версия есть.

Я: Но вот про дуэли – это точно про себя.

О. Л.: «Как и полагается романтику, Лермонтов неудачливо волочился, слегка служил, мимолетно воевал. И разумеется – все знал заранее и во всем наперед был разочарован». Это снова Вайль и Генис, «Родная речь».

Пирожникова: Да вообще! У каждого писателя в биографии много всякого отыщется. У Булгакова, например, было три жены. Он был наркозависимым. Есенин бухал. Трех дуэлянтов – Пушкина, Грибоедова, Лермонтова – все знают. Достоевский страдал эпилепсией. У Гоголя было много страхов и комплексов. Маяковский-Лиля-Осип – love triangle в одной квартире. Продолжать?

О. Л.: И что из этого следует?

Я: Ну, вы их преподносите как идеальных людей, а их произведения мы должны изучать как образцы и шедевры русской литературы.

О. Л.: Я просто предлагаю разделять личность писателя и его произведения, плоды его таланта. Судить по плодам, а не по биографии.

Пирожникова: Постойте! Как это разделять? Разве личность пишущего не накладывает отпечаток на написанное?

Печень: То есть мы изучаем творчество психов? О_о

Симашова: Да вы чего накинулись на Ольгу Леонидовну?!!! Она-то тут при чем???

О. Л.: Спасибо, Катя, что заступаешься. Но я тут очень даже при чем: я выбрала эту профессию – учить детей русскому языку и литературе. Но представьте произведения, в которых ничего не происходит: нет конфликта, нет острых углов, нет того, что нас возмущает, нет сильных переживаний, нет, как написал бы Захар, резких движений, нет ситуаций выбора.

Печень: Ну, это будет вообще тушите свет. Простите, но совсем УГ.

О. Л.: Вот именно! Такая литература просто не дожила бы до наших дней. Она была бы никому не интересна.

О. Л.: В отдельных случаях эти произведения помогают нам заглянуть за границу нормальности: Раскольников, Мышкин, Анна Каренина – что происходит в душе и в голове у человека, когда он решается на какие-либо серьезные действия? Заурядный человек может, конечно, пофантазировать на эту тему, может привлечь экспертов и с их слов достоверно описать поведение человека в пограничной ситуации.

О. Л.: Допустим, Печорин – незаурядная личность. Но ведь незаурядность – это же не исключительная положительность, героизм, романтизм в одном человеке. Незаурядный – значит, выбивающийся из общего ряда, в том числе за счет чего-либо со знаком минус: резких негативных высказываний и поступков, нетипичного, даже отвратительного поведения, даже преступления. Либо со знаком плюс: гений, талант, добрая душа, христианское смирение и всепрощение. Тот, который минус, как Печорин, сам вызывает все стрелы на себя, по-другому не может. Тот, который плюс, как Мышкин, – ему даже делать ничего не надо, весь свет сам восстает против такого человека. Если бы великие наши классики были заурядными людьми, создали бы они произведения, которые миллионы людей читают и спустя сто, двести лет?