Сполошный колокол - [39]

Гаврила поклонился собравшимся, прошел на свое место, сел. Все молчали. Молчал и Гаврила. Чем дольше, тем гнетущее тишина. Гаврила спокойно оглядел собрание.

На первой лавке, перед старостами, сидели дворяне, купцы, богатые домовладельцы — лучшие люди, выбранные еще до мятежа: Михайло Русинов, Иван Устинов, Анкидин Гдовленин, Алексей Балаксин, Яков Серебряник, Иван Мясков. Эти приходят в избу каждый день и сидят молча. На другой лавке, подальше, троицкий протопоп Афанасий с ключарем Дионисием и поп Яков, что служит в Георгиевской церкви с Болота. Первые двое приходят поневоле, а поп Яков молчать не умеет. С попами рядом сидят стрельцы Неволька Сидоров, Парамошка Лукьянов, Федька Снырка, Ивашка Сахарной, Ивашка Хворый. На последней лавке те, кто избран недавно: Томила Слепой, Никита Леванисов, братья-близнецы серебряники Макаровы, стрельцы Никита Сорокоум, Прошка Коза, портной Степанко, Демид Воинов и Ульян Фадеев.

Гаврила покосился на своего соседа, другого старосту, Михаила Мошницына, спросил его:

— Молчим? Видно, дел нет?

— Слава Богу, тихо ныне в городе, — ответил Мошницын.

— Тихо оттого, что скоро быть большому шуму.

Собрание встрепенулось.

— Как примем князя Ивана Никитича Хованского?

— Пушками! — сказал Прокофий Коза.

Попы перекрестились, но поп Яков, перекрестившись, сказал:

— Право слово! Мы в своих челобитных просим мира и честного суда над нами, грешными, а коли нам в ответ война — так быть войне.

Попы перекрестились, и поп Яков тоже.

— Как же это мы будем воевать, когда свинец и порох под замком? — спросил Никита Сорокоум.

— У воеводы Василия Петровича Львова надо попросить, — ответил ему Гаврила.

Первый ряд зашумел:

— Противиться воле государя?

— Войну заводить?

Гаврила улыбнулся:

— Ну, вот и наши молчуны заговорили.

Вскочил Томила Слепой:

— Мы государю дурна не хотим, но коли бояре перехватывают наши челобитные, коли они хотят продать Псков и Новгород иноземцам, нужно поднять всю Русь! Все города! Нужно спасать царя и царство от нашествия! Нужно дать волю городам, чтоб люди простые не страдали от воровства воевод. Встретим Хованского пушками!

Опять поднялся Никита Сорокоум:

— В осаде сидеть — не простое дело. Запасы у воеводы, у торговых людей да у дворян, а маломочные и теперь уже голодают.

— Стрельцы готовы постоять за Псков! — Прокофий Коза вспрыгнул от возбуждения на лавку. — Но стрельцам тоже есть нужно. Не каменные. О чем старосты думают? Нам при Собакине жалованья не давали и при Львове тоже…

Встал и Гаврила Демидов:

— Столько дел, а вы молчали. Спрашиваю: пустим Хованского или прогоним?

— Пустим! — закричала первая лавка.

— Нет! — ответила последняя.

В середине помалкивали. Один поп Яков ревел:

— Пушками его!

— Коль согласия полного меж нами не видно, спросим мирской сход, — сказал Гаврила и поглядел на Мошницына.

Тот кивнул, соглашаясь, и дал знак подьячему. Над Псковом зазвенела медь набата, сполошный колокол заголосил.

Воевода Василий Петрович Львов, не дожидаясь, пока вытащат из Съезжей избы, вышел к псковичам навстречу.

— Что приключилось? Почему набат?

Отвечал ему Никита Сорокоум:

— Воевода, окольничий, князь Василий Петрович, мы пришли к тебе просить, чтобы ты отпустил нам свинец и порох!

Василий Петрович мигом вспотел:

— На что вам свинец и порох? Али что из-за рубежа слышно? Если слышно, мы пошлем проведывать. С немцами войны нет.

Налетел на воеводу Прошка Коза:

— Из-за рубежа не слыхать! Боимся московского рубежа! Слышали мы, идут к нам во Псков многие служилые люди. С немцами войны нет! Да нам страшны те немцы, что с Москвы по наши головы идут!

— С государем драться собираетесь? — покраснел в ярости, затопал ногами, забыв про страх, верный царский слуга князь Львов. — Пороху и свинцу не дам! Сначала меня задавите, а потом уж будут вам и печать, и казенные ключи.

Убежал в Съезжую избу, затворился.

— С ружьем! — закричал Прошка Коза.

— С ружьем! — ответила ему толпа.

Съезжая изба была мигом окружена, стрельцы Прошки установили пищали и взяли на прицел окна.

— Изменник! — летело по площади.

Кто-то из стрельцов бросился с топором к двери и начал рубить ее.

И тогда дверь распахнулась. Львов с иконой Спаса и руках выбежал к толпе.

— Православные! Какого вы изменника государю нашли во мне? Вот вам образ Спаса — я не изменник государю.

— Дай свинец и порох! — крикнули ему.

— Волею пороха и свинца не дам! Берите силой!

Прошка Коза отобрал у воеводы ключи от погребов и повел князя во Всегороднюю избу. Встретил его там Гаврила Демидов.

— Воевода, князь Василий Петрович, — сказал староста, — на город идет князь Хованский с войском. Народ решил затвориться и не пускать Хованского до тех пор, пока государь не примет нашего челобитья. А потому отдай нам, старостам, городские ключи.

Воевода молча выложил перед Гаврилой символ власти своей — ключи Пскова.

— А теперь, князь Василий Петрович, садись с нами и послушай, что мы тебе скажем.

Воевода хотел из упрямства стоять, но ноги не держали. Сел.

— Народ решил, чтобы ты, князь Василий Петрович, как и прежде, ездил бы в твою Съезжую избу вершить дела.

— Меня государь послал быть во Пскове воеводой, потому я и без вашего указа буду сидеть там, где мне велено.