Сполохи - [38]

Геолог. Я тоже это говорил…

Учился в Москве. Если угодно — геолог-петрограф…

Петергоф — это из другой оперы, из «Клуба кинопутешествий»…

Специализируюсь по осадочным породам. Но это вовсе не значит, что ничего не смыслю в магматических или метаморфических…

Хозяин улыбался, кивал, и казалось, что его вполне устраивают насмешливые ответы Алексея, что других он и не ждет. И делал вид, старый пень, что разбирается. Наверно, следовало кончать эту комедь, подняться и уйти, но хозяин попросил вдруг маленько обождать и с неожиданной прытью, бочком, одно плечо выше другого, побежал в дом. Прибрать, может, что-нибудь с дороги, смахнуть пыль в сдаваемой комнате.

Дом был добротный, кирпичный, строился на века, сад ухожен, под деревьями на аккуратных грядках цвела клубника, произрастала всякая зелень, множество цветов (рынок близко: три рубля букет, догадался Алексей. Выгоднее даже ранних помидоров, не то что картошки), по тропке от торчащей из земли дюймовой трубы тянулся поливочный шланг. Между сараем и гаражом на веревке сохло белье — давно высохло, покосился Алексей, — женское, простое, на формы нэпманской торговки бубликами, среди которого одиноко болтались линялые трикотажные кальсоны и узкие, но длинные сатиновые трусы — самого хозяина, наверно.

Хозяин наконец вернулся, и по блеску глаз, благости на лице, некоторой утрате координации движений Алексей догадался, зачем тот бегал в дом.

— Что же не покажете комнату? — раздражаясь, спросил Алексей.

— Да это не тут, — простодушно сказал хозяин, — насчет комнаты, я думаю, условий, я думаю, мы договоримся. Потом… — И махнул рукой. — А на эскимосках, значит, эскимосы женятся? — И мелко похихикал.

— Комната не здесь, не в этом доме? — удивился Алексей.

— В этом доме все уже сдано, мне пускать некуда. Пускает дочка. У нее свободная жилплощадь в кооперативной четырехкомнатной квартире. В Северном микрорайоне.

— Почему тогда не она, а вы дали объявление?

— Ай, — вновь отмахнулся с досадой хозяин. Потом сказал: — Мы же с моей старухой все время дома — вот и решили подобрать квартиранта для дочки. Она работает кондуктором на железной дороге, много ездит, то да се, часто не ночует дома, а у нее у самой дочка, как говорили в старину — на выданье, тут не всякого пустишь. Словом, нужен положительный товарищ.

Старикан, несомненно владеющий обстоятельной чиновной речью, помолчал, вставляя вторую половинку сигареты в мундштук, и прикурил, причмокивая губами.

— Да вот беда, — сказал он, — вчера дали объявление, а сегодня утром моя старуха попала в больницу… Ничего страшного — освободилось место, легла на обследование. Так я один подбираю.

— Вон чего, — усмехнулся Алексей, по-прежнему в общем-то плохо соображая, что к чему. Но хозяин продолжал:

— Вы мне нравитесь, Алексей. — Он привстал и с достоинством чеховского отставного генерала, протянув руку, представился: — Николай Герасимович Филиппов.

Алексей машинально пожал сухую и довольно крепкую старичкову руку.

— Значит, говорите, за эти две недели, как приехали, невесту себе не нашли?

— Зачем она мне?

— Ну как… В ваши годы… — Николай Герасимович рассмеялся и погрозил пальцем. — Я, признаться, еще сам боец.

— Получу квартиру — тогда и перевезу семью.

— Мать, отца?

— Мать и отец здесь неподалеку. В Покровске… Жену, дочерей.

— Разве вы женаты? — улыбаясь, спросил Николай Герасимович.

— Женат.

— Вот те на!.. — Старикан аж подпрыгнул на скамье. — Разводитесь, что ли?

— Нет, и не думаю.

— Что же вы мне голову морочите! — Николай Герасимович в сердцах плюнул, даже вставные челюсти стукнули.

— «Одинокий молодой человек» — так сказано в объявлении. Я вроде бы не стар и около года буду жить в одиночестве…

— Но ведь и не холост!..

— При чем здесь одно к другому? — разозлился и Алексей.

— Да при том, что они подбирают внучке пару.

— Кто они? Какую пару? — опешил Алексей.

Николай Герасимович потерянно отмахнулся, встал и пошел в дом, но уже без недавней легкости, и принес початую бутылку «Хирсы» и два стакана.

Из путаного рассказа обескураженного хозяина Алексей наконец понял, что у его внучки ничего не выходит с замужеством. Оленьке двадцать шесть лет, на танцы ходить поздновато, а на часовом заводе, где она работает, один парень приходится на девичий батальон и приданную роту старых дев. Когда училась в ГПТУ, едва не выскочила за киномеханика Летнего театра, но воспротивилась родня — мужик лет на десять старше, был однажды женат, но главное — закладывал за галстук, — а теперь та же родня — жена Николая Герасимовича, дочь и зять — ударили в набат. Для нормальной Оленькиной жизни почти все приготовлено наперед, почти все приобретено, единственно, чего нету, так это пары, отца будущих детей, верного спутника до гробовой доски. И вот надумали пустить холостого квартиранта. Быть того не могло, рассудили в семье, чтоб не польстился он на достаток. Впрочем, «польститься на достаток» — это не те слова, это слишком грубо сказано. Человек просто должен понять, что в приютившей его семье все основательно: сервиз — так сервиз, японский, сто двадцать три предмета общей стоимостью пятьсот семьдесят рублей, библиотека — так библиотека, целая стенка дефицитных книг, кухонный комбайн — так комбайн, немецкий, с миксером, мясорубкой, соковыжималкой, кофемолкой и так далее, производительность одной лишь приставки для нарезания хлеба — я знаю? — тысяча скибок в час, машина — так машина, не елозящая мыльница, а «Волга» или «Жигуль», сберкнижка — так сберкнижка, не с полтиною для сохранения счета в кассе; словом, деловая, Алеша, у нас родня, — что ни задумают — сделают.