Сполохи - [40]
Потом они уходили в свою комнату, и приходила любовь, а за нею наваливалась приятная усталость от всего сразу — от марафонских заплывов и ныряний за рапанами, от соли и солнца, легкого вина и легких телестрастей, и проваливаясь в глубочайший, без всяких сновидений сон. Алексей едва успевал равнодушно подумать, что они со Светланкой смогли бы, пожалуй, при подобной жизни отхватить лет по полтораста. Во всяком случае, ощущение какой-то безболезненной выпотрошенности было постоянным.
По приезде домой он по инерции еще покрутил пару вечеров ручку телевизора, потом ушел в повседневную нервотрепку, в дела, растворился в них. А вскоре пришлось вновь — как до отпуска — обзаводиться снотворным, перебирать под подушкой — чтоб избавиться от улицы и соседей за панельной стеной, — сотню лысых знакомых или считать «осел и осел — два осла, два осла и осел — три осла, три осла и осел — четыре» и так далее, пока к энному количеству ослов не плюсовал самого себя, ибо всякий такой счет только забавлял. Сочинители книги «Хатха-йога» Есудиан и Хайч с огорчением махнули бы рукой, поняв, что времени у уважаемого маловато, годы молодые, а с нервами что-то уже не того, как вдруг Алексей обнаружил, что перебор каких-либо моментов из отрывочно увиденных спортивных программ действует на него умиротворяюще. Это означало, что болельщицкий зуд, если он был, прошел, остался лишь некоторый интерес.
Однажды ему со Светланкой выпал славный субботний вечер. Он вернулся из командировки, в гастрономе возле аэропорта взял две коробки конфет для дочек своих, Валентины Алексеевны и Надежды Алексеевны, содрал наклейки местной фабрики, чтоб получился подарок из дальних городов, позвонил из автомата: «Я уже здесь, дома!»
Валентины Алексеевны и Надежды Алексеевны, к сожалению, дома не оказалось — баба купила на рынке за трешку щенка и оставила их у себя с ночевкой: детей было не оторвать от белой живой игрушки. Собачку предложено назвать Трешкой, но баба и слышать не хочет, копается во франко-итальянских именах. Пока же сучонка осваивается с новым жильем, делая на бабкиных коврах «самолетики».
Уже поджидая автобус, Алексей вспомнил, что в гастрономе вроде бы видел армянский коньяк. Деньги у него были — дослали товарищи телеграфом, и он побежал обратно, взял бутылку, сыру, лимонов, яблок. Нашел какой-то стих, и он купил авоську, потолкал все это в нее, купил консервов, минеральной воды, сухой «Московской» и сухого венгерского про запас.
Они были со Светланкой вдвоем. Он сидел после горячего душа в мягком глубоком кресле в одних трусах, ощущая босыми ногами чистый ворс ковра, блаженствуя в теплой уютной квартире, а Светланка в халатике забралась с ногами на тахту. Комната была освещена голубым светом телевизора, там, «В мире животных», цвели лотосы, кувыркались лемуры и охотились рыси, на столике красовались Алексеевы покупки, обский муксун из Светланкиного НЗ, все было разобрано и разложено по тарелкам, искрился в хрустальных рюмках коньяк и горела свеча, «свеча горела на столе», отражаясь в стеклах книжных стеллажей, молчал, благовоспитанно вел себя бестолочь-телефон — мир был открытый и вполне гармоничный.
И тут Алексей вспомнил — батюшки-светы, сегодня ж десятилетие совместной со Светланкой жизни! Не свадьбы с гостями, не «горько» и проштампованных паспортов, а именно ж и з н и. Свадьбу играли спустя месяца два. Привел господь Адама к Еве и сказал: «Выбирай любую…» Эх, Красоткин, Красоткин, было время, когда отмечал каждую неделю, на трехмесячный юбилей на медные деньги летал из Центральной России в Центральный Казахстан, под Джезказган и Байконур, где в геологоразведке по меди твоя геологобогиня проходила практику перед пятым курсом института, пошел на пересыхающую речку к плесам сорвать три лилии, но вернулся ни с чем, был изгнан гадюками, поджидавшими тебя у воды на теплых колчедановых плитах…
Было похоже, что и Светланка позабыла о десятилетии. Впрочем, по части всяких праздников, юбилеев, поздравительных телеграмм и открыток она сразу же положилась на Алексея, этакая безалаберная деваха!
— Назло чертям сегодня будем кутить! — сказал он.
Светланка улыбнулась, теперь, конечно, и она все вспомнила, провела рукою по его голове. Она так и осталась застенчивой на ласку и уж тем более на разные т а к и е слова. Но был коньяк, было венгерское, она раскраснелась и потащила спать.
Она зашла в ванную, а Алексей, прежде чем выключить телевизор, машинально пробежал по каналам и нарвался на рев трибун и мечущуюся в панике шайбу.
Сказав, мол, сейчас приду, узнаю только счет, он остался у телевизора и просидел минут десять — пятнадцать, до конца игры.
Он неслышно вошел в спальню, лег, не зажигая света, возле Светланки, она успокоительно обняла его, прошептала сонным голосом:
— А я ждала, и я уснула…
— Проснись, ну проснись же, моя девочка, — легонько трепал он ее по щекам, пока окончательно не разбудил.
Но проснулся и телефон, подло заверещал в прихожей.
— Я скажу, что тебя еще нет, — решительно сказала Светланка. — Я скажу, что ты еще не приехал… Я мигом!..
И не успел Алексей возразить, как она побежала в прихожую. Алексей пошел следом.
Цикл военных рассказов известного советского писателя Андрея Платонова (1899–1951) посвящен подвигу советского народа в Великой Отечественной войне.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Советские специалисты приехали в Бирму для того, чтобы научить местных жителей работать на современной технике. Один из приезжих — Владимир — обучает двух учеников (Аунга Тина и Маунга Джо) трудиться на экскаваторе. Рассказ опубликован в журнале «Вокруг света», № 4 за 1961 год.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.