Спокойные времена - [109]
«Что вы, конечно, не только, а то и вовсе не из-за нее; правда, Грикштас, есть более высокие стремления…» Но почему же ее, опять ее, Мету, увидел я в мыслях, едва заметил Даубараса и услышал это его «что ж, дружок, опять», — ее, а не другую — не Оне, Бриг, чей плевок я ощутил острее, чем ее поцелуи; я носил его в себе как рану, как саднящий свежий шрам, не желающий заживать, — и даже не Марту (даже совестно), не жену свою Марту, которой я столь многим обязан (в тот раз я убедился), а Мету, которую позабыл и в отместку которой (а может, самому себе, простофиле с Крантялиса) с таким вниманием слушал разглагольствования Фульгентаса — помогай ему бог; Мету Вайсвидайте, пестренького мотылька, убегавшую от меня все дальше и дальше, точно подхваченное ветром облачко, с этими волосами скорее белого, чем желтого оттенка, в которых блестела голубая ленточка, с этим едва ощутимым ароматом цветущей сирени, с быстрой, отсчитывающей безвозвратно уходящие доли секунды походкой горделивой серпы, — со всем, что составляло ее суть и чем она была для меня; Даубарас это понял мгновенно — что я не забыл ее, вот что, и что сейчас снова думаю о ней; он медленно оглядел меня.
«А Меты нет… — проговорил он совершенно спокойным голосом и даже притом наблюдал, какое впечатление произведут на меня его слова. — Вышла замуж…»
«Еще раз?.. — полагалось воскликнуть мне. — И за кого теперь?»
Но я не крикнул, удержался. И не потому, что это известие ничуть не тронуло меня, а лишь из-за того, что чересчур уж спокойным был голос Даубараса: так сообщают о растерзанном кошкой голубе или о кончине неудачно пробежавшего через улицу соседского песика; меня, старик, не проведешь…
«Вполне возможно… — ответил я. — Имеет же право и она…»
«Право? — Даубарас погладил рукой подбородок. — Конечно… Законом не возбраняется… Только… — Он слегка задумался. — Не понимаю, зачем она спешит? И куда? Горит, что ли… Или, может, ей не понравилось…»
«То, что я тогда… после похорон… так неожиданно?..»
«Что ты!.. — Даубарас тронул меня за плечо свинцово-тяжелыми пальцами. — Что ты, дружок!.. Ведь не мог я пригласить ее на свое бракосочетание!.. Что бы подумала Соната, а?»
Вот как: Соната… Будем считать, что ей повезло. Как, надо полагать, и мне…
«Передайте ей привет…» — сказал я.
«Дружок, ты все еще…»
«Да что вы — все Мета, Мета… При чем тут я? — Я даже махнул рукой, словно желая отогнать от себя назойливо преследующий меня образ. — Сонате… Как-никак мы с ней иногда танцевали…»
«Обязательно передам!.. — Даубарас выждал, пока мимо пройдут двое раскрасневшихся, о чем-то спорящих молодых людей; возможно, они даже знали Даубараса, потому что сразу замолчали и довольно дружно кивнули ему. — Как же, непременно!.. А насчет тебя… — он снова взглянул мне в лицо. — Только, прошу тебя, не дуйся… Я уладил… Будешь работать в отделе писем…»
«Писем?»
«Да, да… Мог бы и сам понять, что не так уж это плохо, особенно после этих срывов в Каунасе и…»
«В отделе писем?» — повторил я; перед глазами почему-то возникла батарея засаленных деревянных ящичков — картотека писем: жалобы по поводу протекающих кранов, пьянства дворников, бродячих собак…
«А что, неужто сразу за творчество?.. К Юозайтису… Ты ведь знаешь его…»
«Еще чего!..» — чуть не сказал я, но это было бы чересчур; вспомнил к тому же, что опаздываю к инструктору и что, возможно, после этого визита многое переменится; Даубарас покачал головой.
«Ерунда!.. Уладил я это дельце».
«Но я… товарищ Даубарас… вовсе не просил…»
«Мелочь… Глядишь, и ты мне когда-нибудь… вдруг припрет нужда…»
«Вас? Нужда? Смеетесь, товарищ Даубарас…»
«Кто может знать, дружок? Тернисты жизненные пути, извилисты. Часто бывает, что возвращаешься туда, откуда вышел. Не хочешь, а приходится… И хорошо еще, если бока целы… не намяты как следует…»
«Но я… правда… недостоин… и даже…»
«Совершенно верно, я с тобой согласен! Недостоин и ничего не просишь… это мы знаем!.. А кое-кто просит… Слушай, и славная у тебя жена, Глуоснис. Такие, учти, на дороге не валяются… Это тебе, брат, не Мета или та… гм… из лесной глухомани…»
И ушел, пожав мне руку (у него рука тяжелая и холодная), ушел раньше, чем я успел что-то сказать. И много раньше, чем успел сообразить: то ли благодарить, то ли опять смеяться, — разумеется, над самим собой…
«С Юозайтисом вы снюхались, да… — сказал он год или два спустя, попросив водителя затормозить; он подвезет; редко видимся. — А я это знал всегда… Знал, да молчал…»
«Что именно?.. — спросил Глуоснис; из редакции он спешил в университет, на лекции; была зима, Марта как раз болела — то была ее первая затяжная болезнь; на душе было скверно. — Что именно, товарищ Даубарас, вы знали?»
«Твои псевдонимчики… вот что!.. — Он обернулся; от мягкой папахи какого-то густого дорогого меха и такого же воротника его зимнего пальто веяло теплом и домашним уютом, щеки были аккуратнейше выбриты, проодеколонены. — После открытой критики публиковать рассказики или что еще… нужна, я бы сказал, большая смелость…»
«Я даже роман…»
«Роман?..»
«Да. У меня есть и роман… правда, еще не закончен… Но если все пойдет, как до сих пор…»
Глубокое проникновение в суть проблем сложного послевоенного времени нашло отражение в новом романе А. Беляускаса «Тогда, в дождь», повествующем о буднях освобожденного от захватчиков Каунаса.
Габиден Мустафин — в прошлом токарь — ныне писатель, академик, автор ряда книг, получивших широкое признание всесоюзного читателя. Хорошо известен его роман «Караганда» о зарождении и становлении казахского пролетариата, о жизни карагандинских шахтеров. В «Избранное» включен также роман «Очевидец». Это история жизни самого писателя и в то же время история жизни его народа.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.
Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.