Спитамен - [144]

— Куда вы подевались, Кобар? Как бы нам в этом городе не потерять друг друга!..

— Вон у того бедняги посох утащили, — кивнул Кобар вслед удаляющемуся старцу. — Этого блаженного я где-то видел, только никак не могу вспомнить, где…

— О-о, вы могли его видеть где угодно — как среди бродяг, так и среди правителей. Я его знаю с тех пор, как помню себя, он все такой же. Когда я занимался… — долговязый умолк и опустил голову, словно устыдившись каких-то собственных мыслей. — В молодости я смотрел на посох этого блаженного с черными мыслями, ибо слышал, что он полный внутри и набит золотом…

— И не смог украсть?.. — захохотал дородный Кобар, и его двойной подбородок затрясся. — Неужто этот мальчишка превзошел тебя, Бабах?..

— Я опасался гнева Ахура — Мазды. А этот пострел, видно, ничего не боится…

— Далеко пойдет?..

— Кто знает…

На улицах Наутаки было многолюдно, несмотря на то что многие богатые горожане давно покинули город, кто на восток подался, в земли узкоглазых племен, кто на юг, рассчитывая спастись за многоводным Индом. В последнее время все упорнее распространялись слухи, что Искандар вот-вот должен выступить из Мараканды в сторону Наутаки. А третьего дня разнеслась весть о том, что уже выступил. Ворота города заперли на все засовы. Открывались они всего раз в день. Стража строго проверяла, кто въезжает и кто выезжает. Люди на улицах настороженно вглядывались друг в друга. Лица у всех суровы, озабоченны. Скакали взад-вперед верховые с донесениями. Куда ни глянь — молодые мужчины, не похожие на воинов, но со щитами и болтающимися на боку мечами, все направляются к городским стенам, чтобы занять на них места. Наутака — один из самых больших городов Согдианы, стены мощные, ворота прочные, вполне сможет постоять за себя, если, конечно, защитники его не струсят, как их соседи, жители Мараканды.

Кобар и Бабах вышли к базару, где все еще велся оживленный торг, свернули в сторону высоких кряжистых деревьев, в тени которых на помостах, застланных войлоком, отдыхали люди, неподалеку в котлах, булькая, варилась еда, распространяя вокруг дразнящий аромат. Кобар и Бабах, разувшись, взобрались с ногами на помост. Хозяин тотчас поспешил к ним, они велели подать по горячей лепешке, испеченный в тандыре бараний курдюк и приправленный соусом из перепелиных языков рассыпчатый рис.

Приступив к еде, они вдруг увидели Дариёда, сидевшего возле арыка, прислонясь к корявому стволу дерева. Перед ним был постлан белый платок, заменявший дастархан. Прохожие останавливались и клали ему на дастархан кто кусок хлеба, кто сахар, кто горсть изюма. Кобар отломил лепешку, положил сверху кусочек курдюка и подошел к блаженному. Опустившись на корточки, спросил:

— Не нашел посоха?

Тот взглянул из-под кустистых бровей:

— Он сам найдет меня.

«Вот уж точно не от мира сего», — подумал Кобар и, пожав плечами, сказал:

— Вот возьми свою долю, поешь, пока не остыло…

— У каждого своя доля, добрый человек. Тот, кто не знает в еде меры, съедает чужую долю, тот и умрет раньше срока, не болея. Коль ты поделился со мной, значит, этот кусок лепешки мне и предназначался, — сказал старец. — Оставлю до завтра. Может случиться, что завтра никто не поделится, — он наклонился и, дотянувшись рукой до воды, в которой отражались нижние ветви шелковицы, зачерпнул ладонью и отпил, еще раз зачерпнул и омыл себе лицо, приговаривая: — Божья благодать… прозрачна, бесцветна, не соленая, не сладкая, но попробуй без нее обойтись. Где нет воды, там нет и жизни. Сколько людей покидает мир, не дойдя нескольких шагов до спасительного источника, сколько животных погибает, с трудом добравшись до ручья и найдя его высохшим, сколько девственных лесов на корню засыхает, когда реки меняют русла…

— Слова твои мудры, блаженный, похоже, ты прочел немало книг, — заметил Кобар.

— Блаженный без мудрости не блаженный, а дурак. Единственное, что у меня есть, это слова. Они всегда правдивы и потому никому не нравятся, из-за них я всегда был в немилости у правителей. И Искандар Зулькарнайн тоже прогнал меня…

Вдруг с базарной площади донесся шум, там забегали, засуетились.

— Что там случилось? — спросил Кобар у прохожего.

— Какого-то мальчишку лошадь лягнула, — сказал тот.

— Не было ли у того мальчишки в руках длинной палки? — поинтересовался блаженный.

— Да, была, — сказал тот, останавливаясь и удивленно глядя на старца. — Он хотел пощекотать ею лошадь…

— Не сделаешь ли милость, не принесешь ли ее мне?

— Сейчас, — прохожий быстро направился обратно и через несколько минут протянул блаженному посох: — Твой?

— Благодарствую, мой… Мне без него ох как трудно, — вздохнул Дариёд и, опершись обеими руками на посох, поднялся.

Но шум на площади не ослабевал, наоборот, усиливался. Хозяева закрывали лавки, сворачивали непроданный товар, складывали в корзины, мешки и, взвалив на себя, спешно покидали базар. Прилетевший невесть откуда ветер подхватил пыль, кучи сора, взметнул вверх, понес над головами людей, над крышами, над деревьями.

Кобар окликнул прохожего.

— Скажи, джигит, что там происходит, куда бегут эти люди?

Тот махнул рукой:

— В город примчались гонцы от дозорных! Приближается войско Искандара!..