Спецназ Его Величества. Красная Гвардия «попаданца» - [47]

– Сударь, не желаете ли выпить с приличными людьми? – Личности пьяны до изумления и покушаются лишь на мою трезвость.

– Водку?

– Как можно? – удивляется первый, удерживающий себя на коньках с помощью роскошной трости с набалдашником из слоновой кости. – На честные капиталы водку пить зазорно, а воровать совесть не позволяет.

Второй если и потрезвее, то самую малость. Он заговорщицки подмигивает:

– Мы с братом на заводике нефть перегоняем для нужд военного ведомства, а уж сообразить сделать из дешевого лафиту что-то более-менее приличное… Вам, сударь, это любой аптекарский ученик изготовит, а уж нам, образованным промышленникам, сам Бог велел.

– Не поминайте всуе.

– Да, вы правы, – согласился первый и достал из кармана запростецкого овчинного тулупчика бутылку. – Позвольте представиться – Модест Иванович Кручинин. А это мой брат – Амнеподист Петрович Вершинин.

– А-а-а…

– Мы двоюродные, – успокоил нефтезаводчик. – С кем имеем честь?

– Романов, – в свою очередь, пришлось представиться мне. – Павел Петрович. Я, так сказать, по государственной части…

– Вот как? – восхитился Модест Иванович. – И государя-императора тоже так зовут.

За спиной захрустел лед под коньками – кто-то на большой скорости остановился с разворотом, обдав нас веером брызнувшей снежной пыли, и очень знакомый голос произнес:

– Боюсь вас огорчить, господа, но это и есть Его Императорское Величество.

Странная тишина, нарушенная стуком выпавшего из рук штофа. Я повернулся к подъехавшему так неожиданно Бенкендорфу:

– Александр Христофорович, вам не стыдно перед людьми за испорченный праздник?

Этого не спутаешь ни с кем – небрежно наброшенная на плечи шинель не скрывает ни мундира с орденами, ни пистолетов в поясных кобурах.

– Я им сочувствую, государь. Прикажете арестовать для полноты картины?

– Зачем? – смерил разом протрезвевших братьев оценивающим взглядом. – Лучше пригласите их ко мне для беседы. Ну, скажем так, послезавтра. Господ образованных промышленников устроит такая дата?

– Не нужно приглашать, Ваше Императорское Величество, мы сами придем, – за обоих ответил Амнеподист Петрович. По всему видно, что от падения на колени его удерживают лишь опасения более не подняться. – Прямо с утра и придем!

– К обеду. – Надо поправить, а то и в самом деле припрутся ни свет ни заря. – И доложитесь у дежурного офицера. А теперь не смею больше задерживать, господа!

– Придут? – с сомнением спросил Александр Христофорович, глядя в спину удаляющимся нефтепромышленникам.

– Думаю, явятся обязательно. Знаете, мне они показались вполне приличными и честными людьми.

– Каспийские промыслы? – догадался Бенкендорф.

– Именно. Сейчас, когда наши южные границы несколько… хм… отодвинулись, настала самая пора вплотную заняться разработками. Промышленность растет, и крайне нерегулярные поставки нефти не обеспечивают… не обеспечивают… вообще ничего не обеспечивают!

Бум! Что-то стремительное, мягкое и мелкое ткнулось в поясницу. Еще один удар, и в то же самое место. Они тормозить когда-нибудь научатся?

– Там Кутузов! – сообщил запыхавшийся Николай.

– Михайло Илларионович! – подтвердил Михаил.

Сержант Нечихаев, умеющий останавливаться самостоятельно, опять поправил обоих:

– Его Высокопревосходительство фельдмаршал Голенищев-Кутузов испрашивают незамедлительной аудиенции.

– Он разве не в Париже?

– Никак нет, Ваше Императорское Величество, сидит в возке на набережной.

Принесла нелегкая… Что за срочные дела образовались, требующие покинуть Францию и явиться в Санкт-Петербург? Война с Бонапартом? Да пошел он к черту! Пусть втроем идут – сам Наполеон, Мишка Варзин и Михаил Илларионович. Последние двумя разумами, но в одном лице, но все равно – к чертям собачьим! В Рождественскую ночь хочется почувствовать себя человеком, а не императором!

* * *

Фельдмаршал прорвался ко мне ближе к вечеру, на традиционном балу, даваемом скорее из обязанности, чем для собственного удовольствия. Я скрывался в курительной комнате от назойливых поклонниц, требовавших исполнения новых песен или стихов, вот там Мишка и подловил, начав с упреков. Точно Варзин, потому что Михаил Илларионович Кутузов не обращается к царю на «ты» и по имени.

– Паша, имей совесть, а? Тут ночей не спишь, делая по сотне с лишним верст в сутки, а он принимать не желает и рожу воротит. Это друг называется? Не ожидал, честное слово.

– А на каторгу не хочешь за оскорбление величества?

– Нет, не хочу.

– Тогда в морду. Ты бы еще в спальню ко мне приперся. Дружба дружбой, но столь далеко она не простирается.

Михаил Илларионович улыбнулся каким-то своим мыслям, но далее продолжил предельно серьезно:

– Наполеон собирается в Россию.

– Он очумел? Кто же кроме нас с тобой зимой воюет? Какими силами?

– В одиночку.

– Не понял…

– В гости напрашивается, по душам поговорить хочет.

– А ты?

– А что я? В Москву пригласил.

– В Москву? Шутник… жестокий шутник, однако. Жаль, этой шутки оценить некому.

– Но ты-то оценил?

– Ладно, пусть приезжает. Надеюсь, ключи от города на подушечке не обещал?

Документ

«В российской историографии красной нитью проходит определение политики Ирана и Турции на Кавказе как колониальной и подчеркивается негативная роль этой политики для всего региона. В свою очередь, раскрывается прогрессивная роль России в судьбах народов Кавказа.